был пустынен. Похоже, куклу забыл кто-нибудь из детей. 
Чак радостно скакал, не понимая, чем я недоволен. Я огляделся еще раз, размышляя отдать ему игрушку, чтобы он окончательно ее доканал, или оставить тут — вдруг ее будут искать.
 И тут я увидел силуэт.
 Еще издали он показался мне знакомым. Не зная точно, мерещится мне, или глаза мои в самом деле видят то, что хотят видеть, я поплелся навстречу.
 Силуэт приближался, и я ускорил шаг. Потом перешел на бег. Потом пустился во весь опор и остановился только тогда, когда цель оказалась на расстоянии вытянутой руки.
 Я смотрел и не верил.
 — Привет, парень.
 — Крис…
 Он улыбался широко будто американский президент во время инаугурации. Белая майка с выцветшим звездчатым флагом реяла на ветру в розоватом тяжелом от влаги воздухе.
 — Как дела?
 — Крис!
 Я бросился его обнимать.
 — Крис! Мать твою! Подонок ты сраный!
 — Ну, тише-тише! — ржал Крис, обнимая меня в ответ. — Эй, парень! Если продолжишь так прижиматься, у меня встанет!
 — Пошел ты! — я врезал ему по плечу куклой, которую все еще держал в руках.
 — Что это у тебя? — скривился Крис. — Успел детишек наделать, пока меня не было?
 — Нет, подарок тебе принес. Тебе как раз по возрасту.
 Я вручил ему обезумевшую от стольких событий Барби, а Крис только больше расхохотался.
 — Я в детстве таскал таких у сестры. Заглядывал им под платья, чтобы потрогать сиськи.
 — Можешь теперь трогать, сколько влезет.
 — Теперь предпочитаю живые, — Крис облизнул губы.
 Подбежал Чак. Начал лаять и наматывать вокруг нас круги. Похоже, он был возмущен тем, как я обошелся с его законной добычей.
 — Чак, фу!
 — Это твой?
 — Мой, — я потрепал Чакки за ухом, чтобы он немного успокоился.
 — Так и знал, что ты здесь пропадаешь без меня.
 Втроем (если не считать Барби, которую наконец вернули Чаку) мы пошли вдоль берега. Закат обнимал нас со всех сторон быстро надвигающейся тьмой.
 — Ты уже похоронил меня? — спросил Крис.
 — Не дождешься. Ты слишком живучий.
 Крис вновь хохотал:
 — Так и есть, парень! Так и есть.
 Я смотрел на него во все глаза. Крис будто бы вытянулся в рост, усох, почернел как старая деревянная жердь. Где он был? Где гулял все эти двас лишним месяца? И откуда у него на плече татуировка? Еще свежая, словно липкая от жирной мази.
 Крис остановился и показал на нее:
 — Видел? Сердце и стриж. Олдскул, парень. Еще хочу набить себе Санта Муэрте вот сюда, — он ткнул на левую лопатку.
 — Зачем?
 — Пойдем выпьем коки, парень. Я все расскажу.
 Я взгромоздил Чака подмышку, и мы пошли к дороге, привычно текущей ливневым ручьем по обшитой торговцами набережной. Крис улыбался, но был молчалив.
 Мы сели в открытом баре. Чак забился под стул и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Такой обычно общительный и задиристый на пляже, здесь он поджал хвост. Я поглаживал его легонько, пока Крис собирался с силами для разговора.
 — Все, как ты говорил, парень, — вздохнул он. — Гребаная любовь. Гребаный потрясный секс. Я даже делал ей это, и ей нравилось. Мне нравилось. Прикинь? Мне нравилось, Джей.
 — Где она сейчас? — помолчав, спросил я.
 — В Мексике. Я собираюсь ехать туда. Слышишь, романтик? Я собираюсь туда ехать. Гребаное дерьмо… Я собираюсь туда ехать.
 Они познакомились на серферском пляже, там, где и мы встретились с Крисом в середине июля. Утром следующего дня у нее был паром на другой остров. Она была новичком и хотела уйти в более спокойную волну. Крис, забыв обо всем на свете, подрядился сопровождать ее.
 — Гребаные споты. Ты знаешь, какие споты там, на этом острове? Как ванильное молоко. Веселее в каком-нибудь детском бассейне развлекаться. Но это был рай, парень, — Крис близко нагнулся ко мне, прошептав: — Это был рай.
 Он почти допил свою колу, а я свою — едва тронул. Крис был угнетен. Я чувствовал это.
 И, вопреки всему, он уперто рычал в барную стойку:
 — Я говорил ей, вернемся сюда. Здесь волна на любой вкус. Я-то разбираюсь! Что ты понимаешь в серфинге? А она, знаешь, что?
 Я отрицательно помотал головой.
 — Пуэрто-Эсконандидо! — заорал Крис на всю улицу.
 Пуэрто-Эсконандидо. Я уже слышал об этом месте. Знаменитый мексиканский пляж, куда слетаются серферы со всей Америки. Тихое, в общем-то, место, известное лишь фанатам.
 — Ты собираешься туда? — спросил я.
 — Да, — кратко, но как-то невесело откликнулся Крис.
 — А почему сразу не поехал?
 — Ты охренел, Джей?! — взорвался тут же Крис и шмякнул стаканом по стойке. — Это же гребанная манипуляция! Я не хочу в Пуэрто-Эсконандидо! Я хочу свободной волны здесь! А она просто дура упертая! Ни одного сезона еще не откатала, а уже что-то выдумывает!
 В безумии и отчаянии он схватил меня за грудки.
 — Остынь, — мерно ответил я и убрал его руки. — Остынь и обдумай. Куда и зачем ты собираешься лететь.
 До Пуэрто-Эсконандидо минимум две пересадки. Одна — в Бангкоке или Ханчжоу.
 — Вторая — в Сан-Франциско, — договорил за меня Крис, уставившись безвольным взглядом в неразборчивую муть бара.
 — Зачем тебе это? — спросил я.
 Крис глянул под мой стул. Чаки недоверчиво глазел на него, поскуливая.
 — Его тоже возьмем с собой, если хочешь, — сказал Крис и посмотрел на меня. — Полетим вместе, парень? Джей? Чего тебе терять?
 В растерянности я закусил губу.
 В чем-то Крис был определенно прав. Здесь меня ничего в сущности не держало. Я даже не был уверен, что Сэм и Пенни заново примут меня в свой круг. Мы не виделись уже две недели, с того дня, как ездили на сбор батата. Пенни не появлялась. Наверное, уже думала, что я действительно уехал. Подкрадывался ноябрь, и дождей стало значительно меньше, волны ослабевали. А я уже привык видеть это место таким переменчивым — то золотистым от яркого солнца, то хмурым и порывистым в ливневые часы. Будто бы все вокруг нашептывало о том, что мне пора двигаться в путь.
 Я предложил Крису зайти ко мне. Дома еще имелся небольшой запас травы, я хотел его угостить. Он с радостью согласился. Чак тоже был счастлив отправиться в менее людное место. Он уже устал, и, как только мы вошли в комнату, тут же уснул на кровати.
 Я осторожно подвинул его, чтобы нам с Крисом тоже было где разместиться.
 Мы спокойно курили, наслаждаясь приятным дурманом. Я рассказал ему о Саше, затем о Пенни. К моему удивлению, он почти не подтрунивал над моими историями.
 Только сказал:
 — Всё-таки я бы ее трахнул, — имея ввиду Пенни.
 А потом