— Тебе очень идёт.

Он не лукавил.

Напротив, в его потемневших от безрадостных мыслей глазах мелькнуло такое восхищение, что я едва не зарделась.

— Там ещё много воды…

Я не знала, что ему сказать и как стоит реагировать на подобное.

Монтейн улыбнулся. Быстро, едва заметно, но так озорно, будто нащупал уязвимое место, в которое намеревался ударить при первой же возможности, и я смутилась ещё больше.

— Слушаюсь, госпожа! Уже ушёл.

Он всё-таки поцеловал меня за ухом, прежде чем скрыться в ванной, и оставшись в одиночестве, я негромко рассмеялась.

Смех этот получился плохим. Истеричным, жалким, горьким.

Теперь, когда вода смыла изнеможение и испуг, тяжёлые мысли захватили меня в полной мере. За ними меркли даже голод и желание спать.

Если мои догадки верны…

Я не представляла, что делать с такой правдой.

И как смотреть Монтейну в глаза, если он эти догадки подтвердит.

Пока он приводил себя в порядок, я мерила просторную комнату шагами, не решаясь дотронуться лишний раз до мебели, или же заглянуть в предназначенную для нас спальню.

Если мои подозрения оправдаются…

То — что?

Хватит ли у меня храбрости просто сбежать за ворота? Поблагодарить герцогиню Ханну за заботу, попросить у неё прощения за беспокойство и вернуться в неизвестность?

Захочет ли Чёрный Барон после оставить меня при себе? Станет ли искать другой способ помочь мне?

А, впрочем, после того как разница между его возможностями и родовой силой младшего из герцогов Керн стала для меня очевидной, о том, чтобы находиться подле Монтейна не могло быть и речи.

— О чём ты так напряжённо думаешь?

Я не услышала его шагов и вздрогнула, услышав голос.

Вильгельм стоял в дверях, капли воды с его волос капали на плечи.

Я постаралась перевести дух, чтобы ни страх, ни вина, ни отчаяние не стали ему очевидны.

— Почему ты решил, что я думаю?

Глупый получился вопрос, но он позволял выгадать время.

Вильгельм приблизился ко мне и обхватил за талию, привлекая ближе.

— Ты кусала губы. И совсем ничего не съела.

Он выглядел настолько спокойным, насколько может быть человек, нашедший отдых в доме старых и проверенных друзей, и я окончательно смирилась с тем, что лгать он при желании умеет виртуозно.

— Это ведь он, не так ли? Тот человек, которого ты проклял, а потом отпустил?

Монтейн застыл, глядя куда-то поверх моей головы, но его ладонь осталась лежать на моём затылке, укрывая ото всего на свете.

— Как догадалась?

Голос его всё же подвел, прозвучал слишком хрипло и низко, и я зажмурилась, утыкаясь в его плечо.

— Герцогиня за что-то тебя благодарила. И ты сказал, что ей нечего бояться. Вы явно не знакомы, но ведёте себя так, будто… — я заставила себя остановиться и поднять на него глаза. — Зачем мы сюда приехали?

— Чтобы расторгнуть твой договор, — он посмотрел на меня в ответ и вдруг бледно улыбнулся. — Если твои планы, конечно, не поменялись.

Попытка отшутиться у него вышла откровенно неудачной. Настолько, что я даже моргнула от неверия.

— Ты всерьёз собрался просить его помощи⁈

Понимая, что сбить меня с толку не удастся, Вильгельм то ли сдался, то ли выдохнул с облегчением.

— Не его. Я планирую дождаться Бруно. Это грязный приём, но он мне не откажет. Не сможет отказать.

От понимания происходящего, пришедшего в полной мере, у меня снова поплыло перед глазами.

Спокойная уверенность, которую продолжал демонстрировать Монтейн, провоцировала на то, чтобы закричать, чтобы сделать хоть что-то, что заставит его… оттаять?

— Ты этого не сделаешь. Как тебе, чёрт возьми, вообще пришло это в голову⁈ После всего, через что тебе пришлось пройти, не ты должен просить об одолжении, а он вымаливать у тебя прощения, стоя на коленях!..

— Это он уже успел.

Барон мягко, но достаточно настойчиво отстранил меня и направился к столику, чтобы взять свой бокал, а я осталась стоять на месте, почти оглушённая и правдой, и его словами.

— Но ты сказал?..

Я не нашла в себе сил договорить, а Вильгельм странно хмыкнул, присаживаясь на подоконник.

— Ты уверяла меня, что я ничего не знаю о подлости. Помнишь, что я тебе ответил?

— Что кое-что о ней тебе известно? — мой голос предательски дрогнул.

Предчувствие чего-то нехорошего, — ещё худшего, чем всё, что сегодня произошло, — заставило меня опуститься на краешек кресла.

Монтейн кивнул и сделал небольшой глоток.

— Я многому научился за годы учёбы и странствий, но понимал, что мне всё равно его не победить. Не в честном бою. Как минимум потому, что герцог Керн в ту пору ни с кем не дрался честно. Поэтому я вызвал его. Приехал на место дуэли раньше. И ударил в спину.

Он говорил, сидя ко мне вполоборота, а закончив, повернулся и медленно, чтобы я могла вникнуть в услышанное, отсалютовал мне бокалом, прежде чем сделать большой глоток.

Я не хотела смотреть на него в такой момент, полагая это неприличным, невозможным вторжением в сокровенное, но и отвести взгляд тоже не могла.

Монтейн подождал немного, давая мне возможность сказать хоть что-нибудь, а потом продолжил.

— Я просил научить меня проклинать и знал, что получил от своего учителя рабочий инструмент. Но всё равно не думал, что это будет так. Что он изменится так резко, — он умолк, разглядывая вино в бокале, а потом снова качнул головой. — Я стоял на той поляне. Видел, как он рвал на себе волосы и катался по земле. Как он не узнавал самого себя. Как пытался по привычке сохранить крупицы достоинства, но смиренно просил меня позволить ему написать прощальное письмо жене. Я был уверен, что он не доживет до рассвета. Просто сойдет с ума и разобьёт себе голову о ближайшее дерево, не выдержав голосов в ней. Наутро я даже сообщил герцогине Мирабелле, что она овдовела, потому что был абсолютно в этом убеждён. Но знаешь, что самое удивительное?

Он вдруг поднял лицо, и я против воли вздрогнула от того, каким невозмутимым оно было.

— Я не получил от этого ни капли удовольствия, — в ответ на моё молчание барон только понимающе ухмыльнулся. — Мой враг рыдал у моих ног, жалкий, слабый, униженный сильнее, чем мог бы пережить. И я знал, что поступаю правильно, что делаю то, что должно быть сделано. Но удовлетворение было таким коротким. Даже то, что я рассказываю об этом тебе, это ли не подлость?

Если бы не этот вопрос, я сочла