А маг ли это существо?

Не сразу обратила внимание, как Око спрыгнул наземь и с усердным пыхтением попытался нечто вытянуть из-под лопаток мужчины.

Хмуро спросила:

― Что ты там делаешь?

― Фефас, ― подцепил предмет зубами и потянул на себя. Раздался тихий звон. Забрав у Око предмет, поднесла его к лицу. ― На что похоже?

― На артефакт иллюзий, ― вздохнула, изучая каплеобразный амулет в тяжелой серебряной оправе, провела по звеньям цепочки пальцами, находя разрыв. ― Порвалась. Погоди. Ронар говорил: его внешность не настоящая, он с раннего детства носил эту побрякушку, неужели его настоящий облик… такой?

― Ты сама можешь узнать, разве нет?

Задумчиво покосилась на Око. Затем на амулет. Провела над ним рукой, приказывая отобразить личину и настоящий облик носителя, который за столько лет должен был сохраниться в предмете.

― Ostende mihi veritatem! *

(* Покажи мне истину.)

Глава 57

Ронар Аттвуд

Великий с интересом изучал место, в котором, он и сам не до конца понимал, как, оказался. Само помещение он счел весьма и весьма любопытным: нескончаемое, огромных размеров, темное помещение, чей потолок терялся в темной дымке, напоминающей сигаретный смог, густо усеянное ростовыми зеркалами в различных простых и причудливых рамах.

Оказавшись здесь, он не помнил, кто он, не помнил своего имени, не знал своей внешности, совсем ничего, абсолютная и тотальная пустота, до тех пор, пока не подошел к ближайшему зеркалу в старой тусклой черной раме, испещренной витиеватыми рунами. Зеркало отобразило рассеянного мужчину с белоснежными прямыми волосами. Мужчина был одет в черный кафтан, руки венчали плотные кожаные перчатки. Черные глаза зеркального глядели скептично, с растерянным любопытством.

Это я?

И осознание: да, это он. Настоящий он. Таков, каким появился на свет, в роду жестоких драконов – Драголитов, что уже многие столетия занимали драконий трон. Непризнанный бастард императорского рода, но признанный своим отцом, принцем крови и лишь поэтому по насмешке и стечению обстоятельств возмутительно заполучивший, а по мнению деда: укравший родовую фамилию – Гелиан Драголит.

Мужчина поморщился. Не нравилось ему это имя. Он не Гелиан. Давно уже нет.

Следующее зеркало с засохшими, некогда живыми цветами вместо рамы отобразило его рождение на кровавых простынях: бездыханное тело матери и он, перепачканный в её родовой крови. Злобные крики деда-короля, ворвавшегося в поместье любовницы сына. И равнодушный взгляд статного мужчины с короткими белоснежными волосами и россыпью чешуек на лице у постели мертвой и искренне любимой женщины. Сына на руки он так и не взял. Попросту не смог простить ему «убийство» дорогой женщины.

Очередное зеркало в раме цвета крови: король-старик, возжелавший убить греховное дитя. Сухие безразличные слова принца: больше детей иметь он не сможет, и дрогнула рука старика с занесенным мечом над крохотной головкой с белым пушком, ударился о плитку эфес.

Следующие зеркала отображали взросление и становление Гелиана Драголита, его жизнь, надежды, попытки завоевать отцовскую любовь и признание рода…

С губ Аттвуда сорвался смешок. Глупец. Каким же глупцом ему показался Гелиан Драголит, он не вызывал у Великого ничего, кроме жалости. В отличие от Гелиана, он понимал: у тех, для кого ты лишь пыль под ногами, хоть лоб расшиби, а ничего, кроме презрения, не завоюешь никакими благими делами и поступками. Родителям, что не любят, а в груди вместо сердца стылый камень, всегда всего будет мало, всегда ты будешь недостаточно хорош.

Но тот Гелиан не понимал и пытался расшибить о глухую стену отчуждения чешуйчатый лоб.

Великий ходил по зеркальным рядам, впитывал историю постепенно озлобившего дракона, так отчаянно пытавшегося выторговать хоть каплю тепла у самых близких, так отчаянно и слепо пытавшегося занять нишу в собственном роду, стать хоть кем-то, а заслужившего лишь перманентное презрение и ссылку наместником в Цветущий Передел.

Первое время он в самом деле поднимал с колен разоренную после последней войны с оборотнями провинцию, действительно сотворил из портового городка прекраснейшее место, но тем самым не добился ничего, кроме забвения от своего так сильно желанного его сердцу рода.

Бал в честь дня рождения его отца-принца, на котором Гелиан выступал в роли послушного дворового пса, которого не грех и пнуть, а придворные за спиной и в глаза поднимали бастарда на смех, для наместника стал последней каплей.

«Знай своё место, презренная полукровка», ― сказал ему напоследок его собственный дед.

Он наконец осознал – никогда ему не стать вровень с остальными драконами, никогда не получить больше того, что уже имеет. Не заслужить ему родного тепла.

В Передел Гелиан Драголит в тот поворотный день вернулся с почерневшим, покрытым толстой коркой льда сердцем и стойким кровожадным желанием обратить дом Драголитов в прах, убить всех и каждого, включая младенцев, и начать он пожелал с собственного деда и отца, никогда, кроме единственного раза, не вставшего на его защиту.

Вот только планам не суждено было сбыться. Узнав об измене, король ворвался в Цветущий, где нашел свою смерть. Как и его сын, отец предателя Гелиана Драголита. На последнем издыхании король проклял внука страшным проклятием, но по какой-то неизвестной причине оставил лазейку-скорее пророчество, что исправит их собственные кровавые ошибки.

И звучало оно так:

Однажды случится роковое стечение: из мертвого мира явится живая светлая душа, чья любовь станет спасением и согреет обледеневшее черное сердце, оживит, воскресит и заставит вновь биться, коль искренне любить её станешь в ответ, как только чувства не станут загадкой, разбей невинное сердце, обращая то в пыль, и возрождение цветов станет наградой.

Это было последнее зеркало у небольшой границы между рядами зеркал. Как только задумчивый маг ступил на территорию следующих, драконьи исчезли дымком. В других он видел снова себя, но себя как Ронара Аттвуда, видел светлые и темные поступки и полностью себя принимал, как и тот осколок себя, что некогда был Гелианом Драголитом.

На предпоследнем зеркале с живыми розовыми бутонами отобразилась улыбающаяся Селин Калхоун, так плотно запавшая магу в душу, что он не хотел уже без неё. Обрисовав кончиками пальцев лицо магианы, маг предстал перед самым последним зеркалом в белой оправе, покрытой черными чешуйками.

Оно отобразило его самого,