Оттолкнуть его или ударить я в таком положении не могла, звать на помощь было… страшно.

Эти трое были только моей проблемой, и я успешно справлялась с ней до сих пор. Не далее как прошлой ночью я обещала, что не стану для своего спутника обузой, и нарушить слово было смерти подобно. Поднять крик значило не просто согласиться с собственной беспомощностью. Это грозило мне потерей барона Монтейна, а лишиться такого попутчика я просто не могла.

— Вот к этому чёрту и сходи. Быстренько, — я выговорила это очень чётко, глядя Эрвану прямо в глаза.

Обычно такого взгляда ему оказывалось достаточно, чтобы стушеваться, но сегодня он, по всей видимости, слишком хорошо чуял ускользающую добычу.

— Ах ты тварь. Встала и пошла!

Он всё-таки дёрнул меня за руку, да так сильно, что я вскрикнула, но вытащить из-за стола не успел: поднимаясь, Эрван врезался в Монтейна, приближение которого я во второй раз за утро не заметила.

— Так к какому чёрту вы торопились, милорд? — он спросил спокойно, со сдержанной учтивостью, как будто и вовсе не заметил.

Ни косых опасливых взглядов, ни не подумавших вмешаться людей, ни моего испуга, ни того, как уставились на него эти трое.

«Чёртом» барон Вильгельм Монтейн тоже слыл нередко — его пристрастие к чёрной одежде, чёрный же конь, поразительное спокойствие и сила, пределов которой никто не знал, располагали людей к суевериям.

Сейчас же он не сделал ничего, но Эрван убрал от меня руки, а Колен и Адам вскочили, опасливо отодвигаясь от нашего стола.

— Простите, господин… Ошибочка вышла…

Почти не веря своим глазам, я наблюдала за тем, как Эрван, мимо которого ни один путник не мог проехать, не заплатив дань, пятится, едва ли не кланяясь.

Новости в наших краях всегда распространялись быстро — люди знали, кому обязаны тем, что эпидемия так и не случилось, а кладбища не начали расти.

Понимая, кто перед ним, лихой разбойник, гроза местных лесов, заикался, как мальчишка, и я в очередной раз мысленно поблагодарила все Высшие силы за то, что они надоумили меня обратиться к Монтейну.

— Рад, что мы во всём разобрались, — барон же только кивнул Эрвану, а потом, сочтя инцидент исчерпанным и перестав замечать всех троих, сел напротив меня. — Ты не притронулась к еде. Напрасно, она могла остыть.

Это внезапное «ты» и та лёгкость, с которой оно было брошено, подействовали на меня оглушительно.

Эрван и его дуболомы должны были тоже услышать.

Они должны были запомнить, к чьей женщине посмели приставать.

Если однажды мне взбредёт в голову вернуться сюда, они мне, без сомнения, это припомнят. Либо, напротив, всю оставшуюся жизнь будут обходить мой дом стороной.

— Спасибо, — я выдохнула это едва слышно, когда за шайкой Эрвана закрылась дверь.

— Не стоит благодарности, — барон улыбнулся мне так коротко, что я едва успела эту улыбку заметить. — Надеюсь, это были не те причины, что вынудили вас бежать.

Возвращение к безукоризненно вежливому, но такому обезличенному обращению огорчило так сильно, что я мгновенно разозлилась на себя.

— Это просто местные бандиты. Эвран родом из моей деревни, Ален платит ему дань за то, чтобы они нас охраняли. Когда матери не стало, он начал предлагать защиту мне.

— Как я понимаю, он был слишком навязчив? — он бросил на меня быстрый взгляд и взялся за вилку.

Мне оставалось только последовать этому примеру и стараться успокоиться.

— Да, иногда. Когда он начал становиться слишком настойчивым, я пообещала ему, что он перестанет быть мужчиной, если ещё раз приблизится ко мне. К счастью, о моих возможностях он знает мало.

Монтейн засмеялся. Тихо, без лишних движений, но услышанное в самом деле его позабавило.

— Вы умеете убеждать!

Казалось бы, этот смех должен был разрядить обстановку, но я только разозлилась ещё больше.

— Да, когда в этом есть необходимость. Кстати, сколько я должна вам за комнату и за обед?

Он поднял лицо, и я, наконец, рассмотрела, что глаза у него серые, как грозовое небо.

— Побойтесь Создателя, если вы в него верите, мадам Мелания. Я пока в состоянии оплатить комнаты и обед на постоялом дворе.

В его тоне не было ни насмешки, ни снисхождение, лишь вполне искреннее, чуть настороженное удивление.

Под таким взглядом и после такого ответа продолжить было непросто, но порождённое позорным испугом раздражение требовало выхода, да и сказать то, что я озвучить собиралась, было необходимо.

— Барон Монтейн, — звук, с которым я отложила вилку, получился слишком громким. — Давайте кое-что проясним. Я благодарна вам за то, что вы вмешались, мне не хотелось бы устраивать балаган там, где меня могут узнать. Но я по-прежнему не прошу вашей защиты и не нуждаюсь в том, чтобы вы за меня платили. У меня есть деньги, и я…

— … Не хотите быть никому и ничем обязанной, я понял, — он кивнул и очевидно хотел добавить, что-то ещё, но нам помешали.

— Милорд, это вы, милорд? — рядом с нашим столом возник мальчишка лет двенадцати.

Он шмыгнул носом не то от любопытства, не то страха, но Монтейн повернулся к нему и вдруг улыбнулся совсем иначе — сдержанно, но тепло, располагающе.

— По всей видимости, я. Вы ведь искали Чёрного Барона, юноша?

Мальчишка икнул, замер и заморгал с таким восторгом, что от моего раздражения не осталось и следа.

Никто и никогда точно не разговаривал с ним с таким уважением, а Монтейн как будто и правда не видел разницы между крестьянским ребёнком и Старейшиной целой деревни.

— Ага, — мальчишка рассеянно кивнул, а потом вдруг схватил его за рукав. — Пойдёмте, милорд! Раз это правда вы, пожалуйста, пойдёмте!

Это была неслыханная фамильярность. Деревенские дети сызмальства знали, что могут крутиться рядом со знатными господами, но делать это нужно ненавязчиво, не вызывая раздражения и не мешая.

За подобную вольность можно было получить как минимум подзатыльник, если не серьёзный удар.

Монтейн же поднялся так спокойно, словно ничего необычного не происходило.

— Идём, раз надо.

С неудовольствием отметив, что наблюдаю за ним, едва ли не открыв рот, я тоже вскочила с места и бросилась следом. Пусть меня никто и не приглашал, я просто не могла не узнать, из-за чего возник такой переполох.

Толстая деревянная дверь была слишком тяжёлой для ребёнка, и барон толкнул её сам, прищурился на яркий солнечный свет.

— Сюда, милорд! Сюда, скорее. Он совсем-совсем болеет! — мальчишка увлёк его за конюшню.

Сердце неприятно ёкнуло, и я прибавила шаг, стараясь не