Дверь я отыскала сразу. Чтобы добраться до нее, пришлось снять не только заклятие, но и огромный пласт снега. Отворив тяжелую створку, я распорядилась налить воду в шесть привезенных с собой ведер, взяла вино и на всякий случай накрыла поляну защитным куполом.

- Я пойду в подземелье одна, - сказала своим провожатым. – Вы же стойте здесь. И не вздумайте спускаться за мной! Помочь в любом случае не сможете, а вот помешать – очень даже. Всем понятно?

Мужчины молча кивнули.

Я взмахнула рукой, и ведра с водой, оторвавшись от земли, неторопливо поплыли к входу в подземелье. Вместе мы миновали широкие земляные ступени, вошли в узкий коридор. При моем появлении на его стенах тотчас вспыхнули факелы. На меня же повеяло магией – мощной, вязкой, как кисель.

Защитные чары были точно такими же, как и в тот день, когда я их наложила. Значит, за это время пристанище любезного супруга не побеспокоил ни один человек.

Рассеивая паутину заклятий, я ступила в подземный зал. Мгновение – и он озарился тусклым желтоватым светом.

Посреди зала на четырех широких небольших ножках стоял каменный гроб. Легкий пасс, и его массивная крышка неслышно поднялась в воздух и мягко опустилась на земляной пол. Я подошла ближе, осторожно заглянула внутрь.

В гробу лежала мумия – скелет мужчины, плотно обтянутый серой кожей. Его одежда – черные штаны, желтоватая рубаха с золототканым ожерелком, темно-синий кафтан, плащ, сапоги – оставалась в идеальном состоянии. Волос на его голове осталось мало – три небрежных свалявшихся клока, а на лице их не было вовсе – Кощей отчего-то не признавал бороды и всегда брился начисто.

Со стороны казалось, будто вместо могущественного чародея передо мной находится хорошо сохранившийся труп, однако диагностические чары показали: этот человек жив.

На то, чтобы развеять заклятие волшебного сна, у меня ушло около десяти минут. После этого я откупорила бутылку с вином, осторожно надавила мумии на подбородок, и плеснула в приоткрывшийся рот немного рубиновой жидкости. Жидкость без труда проскользнула внутрь.

Мумия едва заметно пошевелилась.

Я перехватила бутылку поудобнее и начала неторопливо вливать вино в открытый рот Кощея. Когда последняя капля исчезла в его горле, колдун сомкнул губы и медленно открыл глаза.

Рядом с гробом в ряд встали ведра с водой. Я сняла с ручки одного из них серебряный ковшик и вложила в ладонь мага. Тот сжал его пальцами.

- Я подожду тебя на улице, - сказала Бессмертному. – Как придешь в себя, выходи. Потолкуем.

Ратибор с прислужниками, как и полагалось, ждали меня у входа в подземелье. Они были бледны, взволнованы и, казалось, за время моего отсутствия ни на пядь не сдвинулись с места.

Поймав вопросительный взгляд Ратибора, я едва заметно кивнула. Плечи воеводы тут же расслабились.

- Сейчас к нам присоединится еще один человек, - сказала я. – Отойдите подальше. Разговаривать я с ним буду сама.

Мужчины сделали несколько шагов назад. Ратибор с невозмутимым видом положил руку на рукоять меча.

Ждать пришлось не так уж долго – примерно две четверти часа. Потом до моих ушей донеслись легкие, едва слышные шаги.

- Отойдите еще, - приказала я своим спутникам. – Он идет.

Стоило произнести последнее слово, как дверь подземелья скрипнула и распахнулась. Мужчина, появившийся у подножия Сварогова холма, ничем не напоминал обтянутый кожей скелет, который я только что поила вином. Он был строен и высок, его черные чуть спутанные волосы опускались на плечи, походка была уверенной, осанка – прямой и горделивой, а взгляд – решительным и чуть насмешливым. О том, что этот человек много времени провел взаперти, свидетельствовали лишь бледная кожа и заметная худоба.

- Ну, здравствуй, жена моя, - хриплым каркающим голосом сказал мужчина. – Неужто ты по мне соскучилась?

- Истосковалась – не то слово, - серьезно кивнула я. – Здравствуй, Кощей.

- Это было бы неплохо - здравствовать, - криво усмехнулся колдун. – Жаль, не всегда возможно. Сколько времени я спал?

- Тридцать лет и три месяца.

В глазах Бессмертного блеснули нехорошие огоньки.

- Вот как… Для чего же ты меня пробудила? Зачем пожаловала?

- На нашу землю движется иноземное войско. Нужна твоя помощь.

Колдун насмешливо изогнул бровь.

- Помощь? Ты так постарела и ослабла, что не справляешься сама, Моревна? Разве война не является любимым твоим делом? Разве не кормишь ты кровью убитых врагов свою жестокую богиню?

- Этот враг особенный, - сказала я. – Крови у него нет, и Марену ею не накормить. Вот, смотри сам.

Я взмахнула рукой, и перед нами появилось большое овальное зеркало, которое отразило ледяных исполинов, неторопливо шагающих по тому, что раньше было одной из пшельских деревень. Кощей подошел ближе и заинтересовано уставился на великанов.

- Хороши ратники, - согласился он. – Хочешь сказать, ты не сможешь с ними совладать? Или за годы спокойной жизни ты разучилась колдовать?

- Если бы я разучилась колдовать, ты до сих пор лежал бы в своем уютном подземелье, - заметила ему. – Я собираюсь поднять снежное войско, Кощей. И мне нужен тот, кто поведет его в бой.

Бессмертный пожал плечами.

- Я-то здесь причем, Марьюшка? У тебя есть полюбовник, которого ты называешь мужем, а у него - зятья-оборотни. Пусть они твоим войском командуют.

- Нет у меня никого, - поморщилась я. – Тридцать лет прошло, Кощей. Иван умер три года назад, его зятья не сегодня-завтра отправятся за ним. А враг, меж тем, в отличие от нас с тобой, лясы не точит, приближается к границам верстовыми шагами. Надо армию поднимать и к Берендееву полю стягивать. Два-три дня – и снеговики придут крушить наши деревни и города.

- Мне-то какое до этого дело, Марья? – холодно поинтересовался Кощей. – Они придут крушить ТВОИ города. Ты здесь царица, и это ТВОЯ печаль. Я же разменной монетой быть не желаю. Умно придумано: поднять меня из гроба, отправить в бой, а потом – что? Уложить обратно в подземелье, пока на твою страну снова не нападут магические чудища? Нет, дорогая жена, ничего у тебя не выйдет. Разбирайся со своими врагами сама.

- Эта страна – и твоя тоже.

- Да неужто? Не говори ерунды. Или ты хочешь надавить на жалость? Про пахарей убиенных рассказать, разрушенные хаты и нищих сирот? Так мне на них плевать, Марья.