А теперь я была Владычицей. Одной из правителей этого мира. У меня была сила, о которой я никогда не мечтала. И любовь, которую я никогда не ожидала найти.

Конечно, эта любовь была сложной. Тёмной. Извращённой, если посмотреть со стороны. Самир не был хорошим человеком. Он никогда не притворялся таковым. Он был убийцей, тираном, садистом. И он сам предупредил меня, что причинит мне ещё больше боли в будущем.

Но он также был единственным, кто увидел во мне силу, когда я сама её не видела. Кто верил в меня, когда я была никем. Кто защищал меня даже от других Владык.

Я вздохнула и погладила Горыныча за ушами.

— Ты правда думаешь, что мы заслуживаем счастья?

— Конечно. Все заслуживают немного счастья. Даже злодеи и монстры. Особенно если они любят друг друга.

— Когда ты стал таким мудрым?

— Я всегда был мудрым. Ты просто не замечала, потому что я обычно говорю всякую ерунду.

Я рассмеялась. Горыныч был прав. В своей странной, перевёрнутой манере. Может быть, любовь не обязательно должна быть чистой и светлой. Может быть, она может существовать даже во тьме.

Огонь потрескивал в камине, отбрасывая танцующие тени на стены, заставляя полки с книгами мерцать в золотистом свете. Я чувствовала себя уставшей. Эмоционально истощённой после всего, что произошло сегодня вечером.

Встреча с Малахаром. Его угрозы. Драка. Затем конфронтация с Каелом. Признание Самира перед всеми. И, наконец, тот разговор в спальне.

Слишком много для одной ночи.

Но несмотря на всю усталость, я чувствовала что-то ещё. Облегчение, возможно. Или принятие. Тайна была раскрыта. Все теперь знали о нас с Самиром. И мир не рухнул. Да, Малахар пытался убить меня. Да, Каел ударил Самира. Но они не уничтожили нас. Они не разорвали нашу связь.

Может быть, всё будет хорошо. Может быть, мы сможем это сделать.

Глава 17

Каел

Снег тяжело хрустел под моими сапогами. Илена шла за мной след в след по тропе, которую я прокладывал в пушистой целине. Снега намело немало за эти дни — ей почти до колен. Идти ей было тяжело.

Я обожал холод и снег, хотя мой дом носил имя Огня. Моей стихией были огненные битвы, но душа тянулась к морозу.

Илена шла позади, кутаясь в меховую накидку. Капюшон натянут поглубже. Я прокладывал широкую удобную тропу, и ей оставалось лишь ступать в мои следы. Я вышел в этот леденящий вечер не по собственной прихоти — меня попросили.

Но я не стал бы жаловаться, даже если бы жаловалась она. А ночь и впрямь была прекрасной. Снегопад только что закончился. Моё дыхание превращалось в облака пара на колючем морозе. Я, казалось, радовался этому. Морозу и снегу было самое место в этом мире. Их отсутствовало слишком долго.

Моя любовь к простой правде рождала особенную признательность к суровым условиям стужи. Всё просто и прямо. Или ты ешь, или голодаешь. Живёшь или умираешь. Охотник или добыча. Сражение было таким же — либо побеждаешь, либо нет.

Возможно, именно эта любовь к простоте заставляла меня не выносить Самира. Чернокнижник олицетворял всё противоположное. Тот вечно играл с окружающими, скручивая их по своей прихоти. Манипулировал, чтобы те служили его замыслам. Не заботился о тех, кого превращал в невольные пешки.

Но когда я увидел, что чернокнижник встал на защиту Нины, я увидел в нём другого человека. Это был не эгоист, а существо, охваченное праведным гневом. Просто мужчина, который хочет защитить то, что ему дорого.

Теперь, оглядываясь назад, мне было ясно — я был слепцом. Не разглядел очевидного. Самир опекал девушку, когда та была смертной, не ради её секретов. Просто она сумела высечь искру из догорающей свечи его души.

Неудивительно, что чернокнижник пришёл в такую ярость, когда я убил её.

Я невольно покачал головой. Я считал себя везунчиком — до сих пор сохранил глаза. Чернокнижник, в конце концов, не славился своим милосердием.

«И всё же я вижу, что ты и сам нашёл в себе то, чего, казалось, и в помине не было, мой повелитель, — прозвучал в моём сознании голос Илены. — Позволить им быть вместе».

«Я знаю, что такое любить. И знаю, что значит потерять эту любовь. Я клялся никогда не опускаться до его уровня. Я… лелею надежду за них. Возможно, этот мир наконец узнает покой, если этот негодяй будет счастлив».

Именно поэтому я в конце концов и вышел в этот леденящий ночной холод.

Тишина, что пришла на смену недавней зимней буре, помогала мне думать. Щебетавшие птицы и суетливые твари, вернувшиеся в мои леса, притихли под тяжестью снежных шапок. Ветви деревьев склонились низко. Белая пелена переливалась призрачным сиянием всех цветов радуги в свете луны. Крошечные льдинки в снегу сверкали, словно звёзды на небосводе.

Было красиво. Но мои мысли оставались мрачными.

Меня терзали мысли о том, что же будет дальше. Хотя я и надеялся на мир, но понимал — едва ли он настанет. Наш мир редко знал покой. Пусть теперь он спасён от пустоты, и я сплю спокойнее, зная, что звёзды вновь горят над головой. Но я не доверял Самиру. И никогда не буду доверять. Я был уверен — нас всего лишь вырвали из одной пасти смерти, чтобы швырнуть в другую.

Я мог лишь надеяться, что Нина сыграла свою роль. Что теперь она избавлена от будущих мук. Я понимал — мои надежды, скорее всего, тщетны. Я не желал девушке новых страданий. Она и так перенесла достаточно.

К моему собственному изумлению, я начинал проникаться симпатией к этой белокурой валькирии. У неё был живой ум и чуткое сердце. Похоже, она не испытывала никаких проблем с тем, чтобы поставить чернокнижника на место, когда это требовалось. Девушка простила меня за своё убийство, совершённое моей рукой. Сделала это почти без колебаний. От меня в ней остался лишь настороженный страх, в котором я не мог её винить.

Но она была ребёнком, по сравнению со всеми нами. Наивной и юной, брошенной на сцену, где играли актёры, знавшие свои роли вот уже более пяти тысяч лет. Для нас она была младенцем. Не ведала о тысячах злодеяний, что Самир совершил за свою жизнь. Не знала истории крови и лжи, что он растоптал в грязи за собой — совсем как мои следы на нетронутом снегу.

Я молился, чтобы уроки,