грохотом распахнулись. Поток холодного ночного воздуха ворвался внутрь вместе с топотом сапог. В арке показался Торин, мрачный, с лицом, словно высеченным из камня. За его спиной двигался десяток вооружённых охотников. Факелы в их руках бросали пляшущие тени на стены, делая их похожими на воинов–призраков.
– Убейте эту тварь! – голос Девалье прокатился по залу, раскатистый, как удар грома.
Вампиры застыли, ожидая приказа Иссиль. Один из охотников шагнул вперёд, оторвавшись от строя. Его взгляд был прикован к Иссиль. Клинок в его руке дрожал, но глаза горели сталью.
– Надеюсь, вы выполните свои обещания, – произнёс он, и голос был глухим, сдавленным ненавистью.
Иссиль чуть приподняла бровь, изучая его, как диковинного зверька.
Охотник сделал ещё шаг и резко перевёл взгляд вниз, на Девалье, который всё ещё корчился у её ног.
– Это ты… – его голос сорвался. – Это ты отдавал приказ убить мою дочь? – слова были как удары молота, в них звенела каждая потеря, каждая бессонная ночь.
В капелле воцарилась напряжённая тишина, даже крики битвы будто приглушились, обращаясь в эхо. Девалье поднял глаза и впервые в них мелькнуло не только презрение, но и слабый оттенок сомнения. Кулак обрушился на его с глухим звуком. Его голова резко мотнулась в сторону, изо рта брызнула тёмная кровь. Он и так держался на остатках сил, теперь же окончательно рухнул на каменный пол, стукнувшись о него щекой.
– Предатели!.. – прохрипел он, сплёвывая алые сгустки, – я вас всех покараю… всех!..
Но голос его дрожал, превращался в карикатуру на угрозу.
Из–за разрушенных арок послышался топот и сдавленные крики. Один из охотников, прижавшийся к пролому, закричал, почти срывая голос:
– Хлыни! Хлыни лезут ото всюду!
И тут же воздух наполнился мерзким звуком: будто тысячи когтей одновременно скребли по камню. Из тени выползали тёмные, перекошенные силуэты, твари с глазами–безднами и зубастыми пастями. Хлыни. Они заполняли проломы в стенах, ползли по колоннам, рвались в капеллу, изрыгая низкое утробное рычание.
Девалье, лежа на полу, вдруг запрокинул голову и залился хриплым смехом, больше похожим на предсмертный кашель. Кровь текла по его подбородку, и этот смех отдавался жутким эхом под каменными сводами.
Иссиль шагнула к нему, её каблуки гулко цокали по каммню. Подол алого платья, пропитанный чужой кровью, шуршал, словно змеиная кожа. Она наклонилась, глядя на Девалье сверху вниз, как на раздавленного насекомого.
– Так это твой запасной план? – её голос капал ядом, тягучим и ледяным. – Выпустить хлыней в собственный храм? Позвать хаос, который сожрёт всех без разбору?
Девалье приподнял лицо, его глаза были затуманены болью, но в них ещё светилась мрачная гордость.
– Они… уничтожат вас, – прохрипел он.
Иссиль усмехнулась. Усмешка её была холоднее любой зимы.
– О, благодарю, – сказала она, откинув голову, будто в театре. – Мне даже напрягаться не придётся. сё ваше оружие, все ваши земли, весь ваш мир падёт мне в руки сам.
Она выпрямилась и раскинула руки, словно обнимала рушащийся храм. Пламя факелов дрогнуло, тени отразились в её глазах.
– Уничтожить хлыней! – её голос взвился под своды, заглушая рык хлыней. – Эра вампиров возвращается!
ГЛАВА 63
– Тебя ранили, – с упрёком протянул Люсиан, лениво облокачиваясь на колонну. Бледное лицо казалось вырезанным из мрамора, лишь отсвет факела оживлял черты и высвечивал холодное осуждение в глазах.
– Я недооценил Торна, – глухо выдохнул Дамиан, поправляя край рубашки. Ткань в районе бока почернела от крови, и каждый вдох отзывался жгучей болью, будто раскалённый клинок до сих пор впивался в ребра.
– Не рассказывай, – отмахнулся блондин, словно от надоедливой мухи. – Ты сам подставился.
Дамиан чуть приподнял голову. Его голос звучал мягко, почти лениво, но под этой бархатной оболочкой слышался хищный рык:
– Ты пришёл читать мне нотации?
Люсиан скривил губы в знакомой насмешке, но взгляд его оставался цепким.
– Я всё думал, что ты лишь приёмыш. Случайная ошибка судьбы. Ну не могла Иссиль родить такого сына, – он сделал паузу, и на его губах появилась улыбка. – Но как же я ошибался… Ты ещё извращённее, чем она.
Он приблизился на шаг, чуть склонив голову набок, словно хотел заглянуть в самую глубину.
– Только вот не пойму, зачем? Зачем тебе всё это?
Дамиан поднял глаза. Взгляд его был чёрным, как бездна, и полон такой силы, что даже Люсиан на миг перестал ухмыляться. В воздухе стало холоднее, словно тьма, которую он удерживал, дрогнула и показала клыки.
– Зачем? – прошептал он, но каждое слово звенело, будто металл, готовый проломить кость. – Чтобы Аделин была моей. Чтобы никто не смог её у меня забрать, даже она сама.
Он шагнул ближе к Люсиану. Шаг был неторопливым, но в нём чувствовалась угроза, такая ощутимая, что даже Люсиан уловил её.
– Ты видел её глаза? – голос Дамиана опустился до хриплого шёпота. – Когда жажда разрывает её изнутри, когда боль выворачивает каждую жилку… и всё равно она смотрит на меня, только на меня.
Он надавил ладонью на окровавленный бок, и свежая кровь медленно проступила сквозь ткань, темнея в тусклом свете факела.
– Эта рана? – Дамиан усмехнулся. – Это слишком маленькая цена за такой взгляд.
Его улыбка вытянулась в оскал.
– Я сделаю её своей послушной собачкой.
Глаза его сверкнули и в них отразилась только одержимость и бездна, в которую можно было сорваться, но невозможно было выкарабкаться.
Люсиан молчал дольше обычного. Его насмешка исчезла, уступая место редкому сомнению. Он смотрел на названного брата и впервые позволил себе подумать, что тот перешёл границу, где даже чистокровные начинают пугать друг друга.
– Ты… ты всё это продумал? – хрипло выдохнул он. – С какого момента? Сколько лет назад?
Дамиан открыл рот, но Люсиан резко вскинул ладонь, словно защищаясь от ответа.
– Нет. Не говори, – голос его дрогнул, и он, отведя взгляд, провёл пальцами по лицу, смахивая упавшие на глаза светлые пряди. – Я не хочу знать.
Дамиан тихо рассмеялся, низко, опасно, и медленно провёл ладонью по груди, размазывая алые разводы по коже.
– Скажи, Люсиан… разве ты сам никогда не мечтал об этом? Чтобы кто–то смотрел только на тебя. Чтобы его воля, разум, тело – всё, до последнего вздоха, принадлежало только тебе?
На миг между ними повисла тяжёлая тишина, тянувшаяся, как струна.
Люсиан