– Чш-ш-ш, – прошептала Таш, поглаживая Тессу по макушке, как маленькую девочку. Если бы она знала, насколько помогала разбитому существу её простая человеческая нежность.

– Сигила всё подстроила, – не найдя лучшего утешения, заговорила женщина. – Подлые мерзавки пришли ко мне слишком поздно.

– И кто бы его остановил? – горько усмехнулась Тесса.

– Другой принц.

– Уже не важно. – Девушка затряслась, невольно вспомнив моменты её позора. В коротком приступе ярости она схватила прислужницу за рукава и на грани безумия попросила: – Найди мне любое средство, которое бы избавило меня от бремени.

– Я понимаю вашу боль, – с сомнением начала прислужница. – Ночь убила вас, но она не будет длиться вечно. С рассветом вы снова окажетесь перед необходимостью жить. Пытаться избавиться от ребёнка принца – тяжелое преступление.

– Найди… Просто найди.

– Хорошо, – выдохнула Таш, и, прижавшись губами к уху невесты, тихо и рвано прошептала: – Ешьте и пейте только с общих столов. Никогда не прикасайтесь к тому, что преподносят лично вам, даже если подносить буду я.

Бив и Мар втащили чашу с теплой водой. Виновато потупив взгляды в пол, они помогли стянуть остатки платья. Тесса умылась, соскабливая с лица присохший макияж. Со стыдом и отвращением она прикасалась к своему телу ниже шеи, будто оно принадлежит не ей, а блуднице, чье безразборчивое распутство выпятилось наружу заразными язвами. Закончив, потянулась к вину, оставшемуся после Зейриха. Заливая его в глотку, перебивая спазмы рвоты, она отпустила кувшин только тогда, когда голову вскружило и ненавистная комната расплылась вместе с кроватью-алтарем, где её честь принесли в кровавую жертву.

– Поешьте, – Таш произнесла слово с интонацией «не вздумайте делать это», – отдохните и думайте о хорошем. Я расскажу вам планы на завтра.

– Разве наставлять невест не забота Кии? – Не совладав с эмоциями на лице, девушка завалилась на кушетку и объявила: – Посплю здесь.

– Теперь я помогаю невестам, – с ноткой гордости заявила старшая прислужница.

– А Кия чем занимается?

– Возможно, скитается по подземному царству.

– Как так? – спросила Тесса, ощутив, как живот наполняется воздухом.

Женщина без лишних эмоций объяснила:

– В этом нет ничего удивительного, госпожа. Кия болела.

Девушка закрыла глаза и откинула затылок на подушку. В виски стучалась глухая боль. Был человек, и вот его не стало, как танцора в черной мантии. Ах, впрочем, голова раскалывалась от могильных мыслей. Или это от вина?

– Бив, налей ещё.

«Пусть оно добьет меня, как этот проклятый день».

– Довольно вина. Завтра вам надо выглядеть подобающе. – Таш остановила Бив взглядом. Та вмиг оторвала руки от кувшина и отошла в сторону.

– Это ещё почему?

Прекрасно. Её приказ проиграл приказу прислужницы. Неужели она настолько жалкая? Да, жалкая… грязная… безвольная тряпка, зейрихова игрушка.

– Вы меня не слушали, – упрекнула женщина, старания которой разбились о самобичевание Тессы.

– Прости, повтори.

– Завтра Амандии, праздник задабривания родственных богов. Император с принцами прошествуют от дворца до пантеона с подношениями, символизируя почтение династии и их подданных. Невесты тоже участвуют, поэтому будьте готовы оттоптать себе ноги.

– Почему принцы не пролетят на драконах? Я видела, плебс в восторге, когда наблюдает всадников в небе.

– Амандии тем особенный праздник, что показывает связь династии с людьми. Аманд – первый император, властвующий над драконами, по преданию был сыном бога войны Энтаха и красавицы Камиллы, дочери царя Толия. От Энтаха в царской семье течёт божественная кровь, а от Камиллы – человеческая, хоть и царская. Поэтому раз в год принцы напоминают себе и людям, что их предки тоже ходили по земле.

– Боги Пантеона, стало быть, родня Энтаха, а значит, и Амандиев.

– Да, большая дружная семья, – иронично протянула Таш. – Энтах – сын Мориотера и богини огня и магии Ислы. А раз почти все боги – дети Мориотера, то Энтах тоже всем родственник, как и его потомки из династии Аманда.

– А есть боги, кроме семьи Мориотера?

– Есть, но почитание их строго запрещено.

Между ног запульсировала боль. Толчки-толчки-толчки. Шлепки, стыд. Тесса захотела взвыть, но лишь скрестила колени и поторопила прислужницу.

– Налейте мне выпить. Сейчас же.

Бив, нервная в присутствии старшей прислужницы, трясущимися пальцами взялась за кувшин и поднесла к чаше, которую невеста держала в вытянутой руке. Вино выплеснулось через край, промочив рукав нижнего платья. Зрачки несчастной расширились от страха.

– Бив, – произнесла Таш, заметив оплошность, – как госпожа тебя освободит, зайди в зал прислуги.

– Вы собираетесь её наказать? – Скривилась Тесса, вспоминая рваные полосы на спине прислужницы. – Мелочь. Я её прощаю.

Бив бросилась судорожно вытирать пятна полотенцем, но багровые разводы уйдут только со стиркой. Мар замерла в стороне мрачной тенью.

– Госпожа, нижнее платье вам придётся сменить. А Бив всё же должна прийти в зал прислуги, таковы правила дворца.

«Ненавижу правила дворца».

– Этих прислужниц, – укрощая заплетающийся язык, девушка обвела пальцем Бив и Мар, – подарила мне императрица. А значит, мне в первую очередь решать, как и за что их наказывать. И я не желаю, чтобы без моего разрешения на их теле оставались хотя бы малейшие следы от бича.

– Как скажете, госпожа, – с кислой миной произнесла Таш. – Вернёмся к Амандиям. После Пантеона будут игры, но невесты на них не присутствуют. Затем, уже во дворце, состоится пир, куда также пригласят жрецов и нобилей.

– Я поняла. Дайте мне поспать.

Таш поджала губы, поклонилась и ушла. Тревожно переглянувшись, прислужницы потушили свечи и оставили госпожу. Мрак заполонил комнату и стёр очертания мелких предметов.

Тесса вытянулась на кушетке, примерила позу покойника на погребальном костре, скрестила ладони на груди. И она хотела уснуть навсегда, но не смогла заснуть вовсе.

Ночь была тихой.

***

У постели отца Аларих будто стоял на берегу зеркального озера. В немощном старике, слипшемся с простынями, он видел отражение своего будущего, и оно пугало. Подруга смерть заглядывала в гости столь часто, что принц встречал её если не с распростертыми объятиями, то со сдержанным почтением. Когда бы она ни явилась, когда бы ни призвала, он готов. Увядание же, разрушающее тело и разъедающее разум, представлялось ему гниющим насекомым, медленно перебирающим гнусными ножками в зловещем встречном шествии.

Безобразие старости – картина, которую Аларих наблюдал десять лет. От могущественного императора осталась бренная оболочка, и её по ошибке считали живым человеком. В конце концов, внутри ещё теплилось сознание, но и оно уже спуталось с дурманом подземного царства. Тем не менее ни у кого нет права