Оказываюсь сидящей верхом на его бёдрах, ладонями упираюсь в его твёрдую грудь.

Правая ладонь дракона по-хозяйски обхватывает мои ягодицы, вторая покоится на подлокотнике кресла.

Чувствую подушечками пальцев стальные канаты мышц под тонкой тканью белоснежной рубашки.

Рассматриваю густую поросль тёмных волос в вырезе рубашки, поднимаю глаза выше, на обросшие щетиной скулы, хищный нос, чувственные губы. Инстинктивно облизываю свои.

Тут же его большой палец оказывается на моей нижней губе, слегка сминает её, оттягивая. Замечаю, как дёргается кадык Роланда, затем слышу его низкий хриплый голос:

— Я, Бездна знает как напугался, Софи. Сначала решил, что ты сбежала и опять провернула ту хрень с меткой. Но охрану убрали. Убрали профессионально. Как выяснили в полиции, это сделали с помощью артефакта внушения, и вот тогда я понял, что дело дрянь. Никогда прежде я не боялся так, как сейчас, потому что знал наверняка, что вы в опасности. Но… я не чувствовал тебя больше. Ни тогда, ни сейчас.

Опускаю голову, разворачиваю руку запястьем вверх. На нём больше нет метки истинной, лишь шрамы от блокиратора напоминают о том, что когда-то она там была.

— Шэлдон вколол мне что-то, — объясняю тихо. — Он назвал это лекарством от истинности. Хвалился, что первым изобрёл его и мечтал, как славно продаст.

— Эта мразь получит высшую меру, — рычит Роланд. — Его вытолкнут в Бездну.

Ох! Выход в Бездну, к голодным порождениям мрака — такого и врагу не пожелаешь! Хотя после того, что Шэлдон хотел сделать с Ленардом…

— Но если ты не чувствовал меня, то… как нашёл?

Вздрагиваю, когда горячая ладонь Роланда осторожно накрывает моё запястье. Он очерчивает шрамы указательным и средним пальцем, и этот невинный жест кажется намного более интимным, чем самые смелые прикосновения.

— Амара привела, — нехотя отвечает Роланд, продолжая очерчивать подушечками пальцев мои шрамы. Это отвлекает и мешает сосредоточиться на его словах. — Я заметил красную пыль у неё на ботинках. Это показалось мне странным, потому что весь центр столицы устлан брусчаткой. А в тех местах, где можно так испачкаться, ей бывать не пристало, потому что это только нищий пригород и заброшенные кварталы. Но зачем-то она туда ездила. Я решил выяснить, зачем. Как оказалось, не зря. Амара и Шэлдон были в сговоре, Софи. Она сядет, как его сообщница.

— А как же… её беременность?

Очень медленно поднимаю на него глаза, и чужие эмоции меня будто кипятком ошпаривают. Словно и не терялась никакая связь, потому что весь ураган его эмоций и чувств для меня сейчас как на ладони.

— Очередная. Грязная. Ложь, — чеканит Роланд. — Целитель её осмотрел.

Вероятно, в моих глазах отражается облегчение, потому что взгляд Роланда смягчается. Он заключает моё лицо в свои ладони. Смотрит внимательно и произносит:

— Прости. Прости, что не уберёг. Не ценил. Я виноват. Ты не должна была даже на километр подходить к этой мрази. Больше не отпущу. Моя.

Властно притягивает к себе. Чувствую его дыхание на волосах. Горячие поцелуи на ресницах, бровях, щеках, губах.

Губы Роланда требовательно сминают мои. Поцелуй углубляется, его рука зарывается в волосы, вторая надавливает мне на поясницу, заставляя почувствовать промежностью его каменное желание.

— Софи, — его голос вибрирует, магическим током прокатываясь по моим венам, за ним следует шумный вдох, — ты одуряюще пахнешь. Хочу сожрать тебя всю. Какой только Бездны не распробовал сразу?

Его ладонь пробирается мне под платье, уверенно скользит вверх по бедру, под тонкую ткань кружевного белья.

— Рооланд, — сжимаюсь вся, обхватываю его за мощную шею, испуганно смотрю на дверь.

Вдруг, кто-то войдёт?

— Никто. Не войдёт, — он словно мысли мои читает, жадно целуя в шею и вырисовывая узоры там, где мне самой стыдно себя касаться. — Я всех разогнал спать. Расслабься, Софи, не сжимайся так. Доверься мне.

И я доверяюсь. Позволяю ему всё.

Его руки на моей обнажённой груди, его губы на моих губах, на шее, плечах. Сладко и больно одновременно, до отметин, и пусть. Общее дыхание, сплетение тел и душ. Он весь во мне. Проникает и течёт по венам и мыслям. Я больше не принадлежу себе, вся в его власти.

Внизу живота раскручивается огненный вихрь. Тело горит в огне, разум плавится.

Нечто сокрушительное и мощное нарастает, надвигается неотвратимо, несётся на меня, на нас обоих. Бьёт наотмашь, заставляя тело сокращаться в остро-сладких судорогах, разнося на мириады частиц, чтобы спустя несколько вспышек вновь собраться воедино.

Осознаю себя лежащей на груди Роланда. Так горячо и спокойно. Собираю губами мельчайшие солёные капельки, тяну носом аромат мускатного ореха и запах тёплой кожи. Сил едва хватает, чтобы провести ладонью по твёрдой груди и обвить мощную шею.

Он находит моё запястье, нежную кожу царапает колючая щетина, а место исчезнувшей метки обжигает поцелуем. Так хорошо, что даже лень шевелиться. Закрываю глаза, чтобы в следующий миг распахнуть их широко-широко, когда вдруг слышу:

— Я люблю тебя, Софи. Готов доказывать тебе это каждый день, каждый час и каждую минуту, пока не поверишь. Только больше не убегай. Самый жуткий кошмар — что я ищу вас и не могу найти. Теперь, когда ты без метки…

— Не убегу, — черчу узоры кончиком пальца на его груди, покрытой тёмной растительностью. — Я твоя. Вернее, мы.

Молчание. Улыбаюсь кончиками губ, отчётливо представляя, как озадаченно хмурится Роланд.

— Повтори, — накручивает мои волосы на кулак и мягко приподнимает голову, вынуждая смотреть ему в глаза.

Наблюдаю за танцем огоньков пламени в чёрной, как ночь, радужке.

— Я снова беременна. Кажется.

Кладу ладонь на ладонь на его грудь, пристраиваю на них подбородок и смотрю на него снизу вверх:

— Что дальше? Отправишь меня в Драгонхилл и вернёшься через год за готовым ребёнком?

Шутка кажется мне смешной, а вот Роланду не очень. Уголки его губ нервно дёргаются, он сильнее натягивает мне волосы, подаётся вперёд:

— Отправлю тебя, — выдыхает в самые губы, — в свою спальню. Буду следить за каждым твоим шагом и не отпущу дальше вытянутой руки. Ни-ког-да.

Ответить не успеваю. Да и зачем болтать, когда намного приятнее целоваться?

Эпилог

Семь лет спустя.

Роланд.

Спрыгиваю с подножки, когда экипаж ещё не успевает окончательно остановиться. Пришлось задержаться в Совете, и теперь внутри пульсирует липкое чувство тревоги: слишком долго отсутствовал, не контролировал ситуацию, и кто знает, что могло случиться?

О, это ощущение собственной беспомощности, когда ты совершенно не чувствуешь самое дорогое, что у тебя есть! Я живу с ним вот уже семь лет, и это «прелесть», а не жизнь!

Открываю и закрываю калитку. Привычно проверяю, что защитные магические плетения на месте. Во внутреннем дворике никого. В доме подозрительно тихо и пусто. Куда все запропастились? Тревога растёт. Проклятье…

— Вот, вы где! — облокачиваюсь на дверной косяк запасного выхода, ведущего на задний двор.

Младший Орбар раскачивается на деревянной качели, крепко держась за верёвки.

За толстыми стволами вековых деревьев замечаю знакомую фигурку в бледно-жёлтом платье:

— Ригард, слезай! Слезай немедленно, кому говорю! Высоко же, ну!

Рядом с Софи, беспомощно задрав голову, стоит Ленард и грозит кулаком кому-то наверху:

— Отцу расскажу, он тебе задаст!

— Что именно? — спрашиваю громко, шагая по мягкой траве прямиком к ним. — Рассказывай!

— Папа! — Ленард показывает ладонью куда-то вверх. — Ригард не слушается опять! Разоряет птичьи гнёзда!

— Ммм, — оказываюсь за спиной у жены, наклоняюсь к её волосам, жадно втягиваю одуряющий аромат карамели и молочного шоколада с тонкими нотками корицы.

Оглаживаю рукой её огромный живот: скоро рожать. На этот раз будет девочка. Софи так мечтала о ней.