Сердце оборотня непроизвольно совершило кульбит в груди. Глаза Катарины источали что-то особенное: яркое, безудержное, волнующее. Он боялся даже думать о том, что она сейчас собралась сказать, но сердце сладостно замирало, надеясь на какое-то чудо.

— Я люблю тебя, Вайлет… — наконец, проговорила Катарина, очень трогательно заливаясь румянцем смущения, но не отводя решительного взгляда. — Люблю не просто, как брата. Я люблю тебя уже давно, с тех самых пор, как увидела впервые. Ты тогда приезжал к моему отцу в первый раз. И сейчас, когда мы близки, когда оказались братом и сестрой, моя любовь никуда не делась. Она стала только больше…

Сердце Катарины колотилось не меньше. Каждое слово давалось с трудом. Казалось, что она обнажается всё больше и больше, представая перед Вайлетом такой же безумной и голой, каким был принц перед ней совсем недавно в ванной. Только в её случае — это нагота души…

— Я ничего не жду от тебя в ответ… — под конец прошептала Катарина, не сумев скрыть проскользнувшую в голосе дрожь. — Одного прошу: пусть моя любовь не станет бременем для твой души…

Наконец, смущение победило, и девушка опустила лицо, но Вайлет поймал ее за подбородок и заставил вновь посмотреть ему в глаза.

Брови Катарины изумленно поползли вверх: ей показалось, что радужки принца слегка засветились в полутьме.

— Этому не бывать… — шепнул Вайлет необычайно взволнованно, словно едва сдерживал эмоциональный всплеск. — Ты никогда не станешь бременем для меня!

Катарина просто перестала дышать, наблюдая за принцем, который вообще на себя не походил. Казалось, его распирало от каких-то эмоций, но девушка не могла определить, от каких.

Он порывался добавить ещё что-то, но словно не находил слов, а потом вдруг схватил обеими ладонями ее лицо и приблизился еще больше.

— У меня тоже есть тайна… — шепнул он, а дыхание коснулось девичьего подбородка, отчего Катарина вздрогнула. — И даже не одна. Но твои слова сделали меня счастливыми, моя милая сестренка…

Взгляд Вайлета опустился на полураскрытые губы девушки, и он весьма многозначительно сглотнул. Даже такая неискушенная девица, как Катарина, сразу же поняла, что именно это означает. Наверное, в этот миг она осознала, что у Вайлета тоже есть чувства. Чувства к ней…

Его поцелуй настиг не внезапно, но всё равно вызвал немалую дрожь. Голова закружилась, тело почти сразу же обмякло, но принц крепко прижимал Катарину к себе, нежно углубляя поцелуй.

И она ответила — неумело, несобранно, но просто сходя с ума от безудержной радости.

Одна рука принца переместилась на кудрявый затылок, пальцы зарылись в пушистое облако волос. Поцелуй стал требовательнее, чувственней, и из груди вырвался не совсем приличный стон.

Когда через несколько сладостных минут Вайлет оторвался от пылающих девичьих губ, на его лице сияла счастливая улыбка.

— Как же хорошо, что мы просто сводные… — шепнул он, а потом, как и раньше, по-братски поцеловал Катарину в лоб…

Глава 29

Поцелуи

Холод из усыпальницы исчез неожиданно. Иней на крышке гроба растаял, воздух мгновенно нагрелся, изо рта перестали вырываться облачка пара.

Но Катарина ничего этого не заметила, нежась в объятиях Вайлета и с трудом веря, что всё это происходит именно с ней. Может, сон? Но сердце, к которому она прижималась ухом, стучало вполне реально.

Принц поглаживал ее волосы, касаясь уха, лаская его мочку пальцами и вызывая толпы мурашек по телу девушки. Они стояли так будто целую вечность, и Катарина не хотела, чтобы этот волшебный момент вообще заканчивался. А вдруг он рассеется?

— Ваше Высочество! — крик одного из гвардейцев пронесся по коридорам усыпальницы, и Вайлет вздрогнул. — Маги прибыли!

Принц поспешил отстраниться, а потом наклонился и мягко чмокнул Катарину в губы.

— Пойдём, нам пора, — шепнул он, улыбаясь. — Маги исследуют это место на наличие магических аномалий. Мы во всём разберемся, не волнуйся…

Девушка кивнула, немного тревожно выдыхая. Оглянулась вокруг.

Что же это всё-таки было?

Только сейчас обратила внимание, что холода не стало.

Кто ввёл её в ту магическую иллюзию?

Покосилась на собственный меч в ножнах. Имеет ли к этому отношение Разящий?

Чувствовала, что имеет, но… объяснить не могла.

Когда Вайлет и Катарина вышли из усыпальницы, их встретили несколько десятков человек в длинных светлых хламидах.

Маги!

Они чинно поклонились и поспешили скрыться под сводами усыпальницы.

Вайлет потянул Катарину прочь, по ходу раздавая указания гвардейцам. Остановился только около входа в другое крыло и обернулся. Посмотрел на девушку ласково, снова улыбнулся, как он мог — обезоруживающе, очаровательно — и проговорил:

— Ты не против, если мы проведем немного времени вместе, и ты расскажешь мне о случившемся в усыпальнице еще раз? Мне нужно знать, с какой силой я имею дело…

Катарина кивнула, чувствуя себя в какой-то прострации после всего, произошедшего между ними. Может, всё-таки сон? Или нет? Так они теперь пара? Или нет?

Словно чтобы развеять эти сомнения, принц наклонился и снова её поцеловал. Коротко, но горячо. Прикосновение его губ обожгло, заставило Катарину вздрогнуть и поперхнуться воздухом на судорожном вдохе.

Он целует её прямо здесь — посреди дворца? Здесь же полно чужих глаз и ушей!

Но Вайлету, похоже, было всё равно…

* * *

Поговорили.

Если это вообще можно было назвать разговором.

Они целовались в саду под сенью деревьев до умопомрачения.

Катарина была шокирована напором принца и радостным сиянием его зеленых колдовских глаз.

Он ТАК на неё смотрел! Словно она самая-самая…

— А если нас увидят? — между поцелуями пыталась обеспокоиться Катарина, чувствуя, как помрачается разум от разливающегося в душе и теле восторга. — Мы ведь для всех брат и сестра…

— Если увидят, я просто расскажу всем правду о себе… — шептал Вайлет в ответ и снова припадал к ее губам.

— Кхм… — послышалось рядом, — и Катарина испуганно вскочила, отшатнувшись от принца на приличное расстояние. Её взгляд, исполненный ужаса, упёрся в высокую худощавую фигуру Мэтта — нового императорского секретаря.

Тот улыбался. Ехидненько так, насмешливо, а девушка начала заливаться краской стыда.

Вайлет скорчил недовольную гримасу.

— Мэтт, ты не вовремя, — процедил он, понимая, однако, что этого проныру не остановить.

— Простите,