— Шутите? — осторожно уточнила Касси, переводя взгляд с одной соседки по комнате на другую. Заметив, что наши губы подрагивают от еле сдерживаемых улыбок, девушка возмутилась: — Да я испугалась. Ты, — она укоризненно ткнула в меня пальцем, — не просыпалась, кричала и плакала. А ты, — обличающий перст качнулся в сторону Нии, — грязно ругалась, потому что не хотела вставать.

— Да ну? — не поверила целительница или просто сделала вид, что не верит.

Кассандра лишь махнула рукой, заразительно давясь очередным зевком:

— Эли, ты должна обязательно выздороветь до Осеннего Бала.

— Угу.

— Он уже через три дня.

— У-у-у… — на бал мне совсем не хотелось. Там будут эльфы. Да и парные танцы я не люблю. Другое дело — джига. Пожалуй, болезнь — веский повод никуда не ходить, дабы случайно не заразить кого-нибудь ещё. Я кашлянула: — Ну, не знаю…

Осенний, Зимний и Весенний бал — три самых ожидаемых развлекательных мероприятия учебного года. Особенно второй, на который по давно устоявшейся традиции съезжаются родители адептов, чтобы повидаться с отпрысками, узнать об успехах чадушек в учёбе из первых уст, то есть от преподавателей, и подыскать им выгодную партию.

Эльфы удивительно точно подгадали с приездом. На первом балу они смогут сразу всех посмотреть, отобрать наиболее интересные варианты и определиться с окончательным выбором до следующего крупного светского раута. Учёба всего лишь прикрытие, стоит ли заморачиваться и спешить к началу учебного года? Другое дело бал…

Касси продолжала переживать вслух из-за несвоевременного ухудшения моего здоровья, но делала это всё тише и реже, пока совсем не замолчала. Её дыхание, как и Нии (целительница провалилась в глубокий сон, едва донеся голову до подушки), стало размеренным и тихим. Мне же спать совсем расхотелось. Вопрос черноволосого монстра из кошмара прошлого не давал покоя: «Его дочь?».

Я и раньше задумывалась над этими словами, когда в девять лет узнала, что Кендал Одли не мой отец. Граф даже не пытался меня найти, резонно полагая, что мы с мамой сгорели в пламени войны, навсегда сгинули в её безжалостных жерновах. Я вернулась сама после полутора лет скитаний. Он удивился, совсем не обрадовался, тем не менее принял. Мы были чужими друг другу и всё же смогли ужиться под одной крышей. Тогда я ещё считала Кендала своим отцом, однако, получив свободу, он очень быстро ею распорядился и привёл в дом новую женщину, которая сразу же объяснила мне, что к чему.

Адела была человеком прямым, откровенным. Она не позволила и дальше морочить ребёнку голову. По этому поводу у них с Кендалом даже случился маленький скандал. Отчим рассчитывал, что тайна моего происхождения, выданная в порыве страсти, останется семейным секретом, однако супруга не пожелала держать язык за зубами. Впрочем, граф быстро смирился с начавшимися в обществе пересудами, а деятельная мачеха организовала моё поступление в Истимор под предлогом защиты несчастной сиротки от сплетен.

Забавно. Сама кашу заварила, сама же по тарелкам и разложила, причём мне досталось больше всех. Ещё хорошо, что исключительный дар к языкам, позволил обучаться за счёт государства, а то закончила бы как героиня всем известной истории, которая, хоть и вышла замуж за принца, но сто раз об этом пожалела, как и он сам, через несколько месяцев осознав, что предложил руку и сердце прекрасной незнакомке, а женился на симпатичной посудомойке благородных кровей. В моём случае дело бы вряд ли закончилось принцем, но мытьём полов и посуды — вполне. Даже забирая на каникулы, Кендал и Адела селили меня в загородном поместье, куда сами заглядывали крайне редко, предпочитая столичную жизнь поближе к королевскому двору в надежде составить выгодную партию для Вельды и Соррель, чему я была несказанно рада. Отношения со сводными сестрами не заладились с первой встречи и закончились ко всеобщему удовольствию прошлой зимой, когда нотариус огласил завещание, по которому мне отходило поместье Маршильез, а мачехе — всё остальное. Помню мы с ней пожали друг другу руки и, вежливо выразив вслух надежду когда-нибудь свидеться, мысленно попросили провидение об обратном. На летние каникулы я осталась в Школе, подрабатывала в Зирге и планировала разведывательную поездку в Маршильез. У меня появилась цель, но все карты неожиданно смешали эльфы.

Кто же он, этот Лориен?

* * *

Утром я проснулась в возмутительно бодром состоянии. Ния провела тщательный осмотр и осталась довольна быстро идущей на поправку подопечной, даже разрешила позавтракать в столовой. Касси от радости прыгала до потолка. Обидно… А я вообще-то надеялась пропустить денёк, второй, третий, а там, глядишь, и сам бал. Очевидно сказалась регулярная физическая активность на свежем воздухе. Своё проживание в Школе в период летних каникул я отрабатывала прополкой цветочных клумб и огорода. В любую погоду купалась, бессовестно загорала, хотя аристократкам не положено «темнить кожу на солнце», и частенько ходила босиком.

Мой разочарованный вид Ния списала на остатки ночного недомогания. Касси даже внимания не обратила, увлечённая выбором платья.

В Школе для одарённых учащиеся носили форму из тонкой шерстяной ткани: девушки — юбку до щиколоток и короткий приталенный жакет с узкими рукавами; парни — брюки и сюртук с воротником-стойкой, украшенный рядом крупных под серебро пуговиц. Цвет женской одежды был нежно-голубым, мужской — насыщенно-синим. Строго, скромно, но вполне элегантно. Зря Кассандра постоянно жалуется. Вот и сейчас вместо формы она достала из общего платяного шкафа что-то шёлковое, красивое, но слишком лёгкое. Даже смотреть на это было зябко, а уж носить…

— Хм, Касси, бал послепослезавтра, — первой высказалась Ния. Она уже давно была готова и терпеливо ждала нас на табуретке возле двери, где мы обычно меняли войлочные комнатные тапочки на туфельки и ботинки.

— Я знаю, — беззаботно отозвалась девушка, ныряя головой в платье.

— Ты в этом замёрзнешь, — решила высказаться более конкретно целительница.

— Зато произведу впечатление.

— Безусловно. Твой покрасневший от холода нос запомнят надолго.

Кассандра повернулась к зеркалу, осмотрела и ощупала обсуждаемую часть тела:

— Эта ужасная форма превращает нас в бледных поганок, — пожаловалась она собственному отражению.

— Неправда. Она очень подходит к твоим голубым