Потому что просто так она бы, конечно, не взяла. Она и хлеб не взяла, упрямая дура.
Дверь лавки снова хлопнула. В руках Ольши появился холщовый мешок на длинной верёвке, довольно объёмный на вид. По улице девчонка шла сгорбившись, прижав к животу мешок, зябко кутаясь в куртку и отгревая себя силой. При всём при этом у неё как-то получалось шагать быстро, и уж определённо она знала, куда идёт, и это был не Серый Дом и не казармы при нём. Наверное, устроилась у какой-нибудь сердобольной местной старушки.
Брент впечатал бычок в столбик забора, как следует растёр и ушёл в тепло.
❖❖❖
За целый свободный день Брент успел трижды обойти Кречет, полюбовавшись на его неубедительные красоты, попариться в баньке, перекинуться с мужиками в Сером Доме в карты, проиграть пакетик табака и выиграть начатую пачку заводских сигарет, чуть-чуть выпить и окончательно разлениться.
Что делала Ольша, Брент не знал и не особенно хотел знать. Но в назначенный день она явилась вовремя, всё такая же мелкая и бледная. На каждом шаге полупустой мешок бил её по спине.
Во дворе Серого Дома собирались военные: негромко и экономно, но довольно расслабленно. Шумела вода, стучали ложки, плескался табачный дым.
— Отправляемся с ними, — Брент мотнул головой. — Вон там лысый дядька с шрамом на пол-лица, видишь? Это старший Горлем.
Ольша кивнула, выдохнула облачко гретого силой воздуха, обняла себя руками, да так и застыла.
Горлема Брент знал ещё со времён Стены. Уже тогда тот был старшим роты, — одним из лучших старших, кого видел Брент, во многом потому он и не пошёл по званиям дальше. Своим Горлем не давал спуску, но и собачился за них с тем же снабжением так, что потом огребал за это. Голодный солдат, говорил Горлем, плохо работает. А замёрзший и промокший стихийник и вовсе ни на что не годится.
Вот и переход до Рушки был организован по-горлемски: шесть дней вместо возможных четырёх-пяти, зато все ночёвки, кроме одной, в населённых пунктах. Без лишней роскоши, но всё-таки в тепле, под крышей, с душем и едой не из походного котла. Сегодня длинный перегон, с раннего утра и до глубокой темноты, завтра — вполовину короче.
Растянувшийся на всю улицу поезд гомонил, мигал фонарями и устраивался. Всего в нём было больше трёх десятков тяжёло гружёных фургонов, в каждом по паре волов. Рота — восемьдесят человек, никак не меньше, — распределялась по местам. Ночные дежурные забирались внутрь, кто-то лез на крыши, кто-то седлал коней.
Брент уверенно нашёл третий с конца фургон, поздоровался за руку с ближайшим солдатом, расцепил шнуровку сзади и вежливо пропустил вперёд девушку. Внутри пахло затхлостью и сеном, а пустого места едва хватало, чтобы развернуться: большую часть повозки занимали ящики.
Ольша так ничего и не спросила. Ни зачем Бренту при целой роте солдат ещё и собственный огневик, ни что везут, ни даже когда планируются остановки, чтобы отлить. Она устроилась в углу, поджав под себя колени и сгорбившись, и молчала. Брент откинулся на противоположную стену, лениво тронул удерживающую ящики сетку, хмыкнул и тоже затих.
Зычная команда — и поезд тронулся.
Глава 5
— Знаешь, что это?
Ольша дёрнулась, с явным трудом разлепила глаза, непонимающе глянула на ящики, а затем медленно кивнула.
Брент разглядывал её с интересом. За стенками фургона давно рассвело, поезд лениво полз вперёд по дороге. Сам Брент успел подремать, добрав несколько часов ночного сна, перекинуться дежурной болтовнёй с ребятами, выслушать брюзжание Горлема и окончательно заскучать. За годы службы он и приспособился как будто к неизбежному долгому ожиданию, а всё равно внутри всякий раз словно валуны перекатывались.
А девчонке — хоть бы хны. Она сидела, вжавшись в стенку и съёжившись, и ритмично выпускала из себя силу. Короткий вдох через нос — выдох согретым воздухом, распределяющимся вдоль тела. Вдох — выдох. Вдох — выдох. Длинный вдох — выдох толчком, и стихия расходится от неё кольцом, прощупывая местность далеко за пределами военного поезда, а потом стягивается обратно, рассказывая хозяйке, что никакие твари вокруг не обнаружены. Вдох — выдох. Вдох — выдох. Короткий вдох — выдох теплом…
Всё это она проделывала с закрытыми глазами, будто и не просыпаясь. Сперва Брент уважительно отметил и точность исполнения, и то, что сила девочки ощущалась скорее приятной: не остро-искристо-жгучей, как бывало с огневиками, а обманчиво ласковой, согревающей и мягкой, будто дворовая кошка походя тиранулась о ногу и сразу же отошла. Потом вздохнул и велел ей не тратиться почём зря.
В роте и так дежурят два огневика, в голове и в хвосте поезда, вот они пусть и работают.
Тогда Ольша ничего не возразила, но пульсировать силой перестала. Только так и дышала теплом из полузабытья на каждый восьмой счёт.
Самому Бренту и без стихии не было холодно, хотя на ноги он всё-таки накинул какую-то тряпку. Предложил и Ольше, но она то ли не заметила, то ли не поняла.
И вот теперь она только мазнула взглядом по ящикам и кивнула. И ответила нехотя, но чётко, как по учебнику:
— Депрентил пластинчатый, используется для центрования разделённых стихийных конструкций, добыт в южной части Ряжского хребта. Абсолютная твёрдость тысяча восемьсот пятьдесят единиц, для обработки используется белое силовое лезвие типа «игла».
Голос у неё был хрипловатый, как простуженный.
— Садитесь, отлично, — усмехнулся Брент.
Она пожала плечами:
— Я и так сижу.
Помолчали. Брент тоскливо подумал, что нет, к вот этому тягомотному безделью под мерный скрип колёс он так и не привык и не привыкнет, наверное, никогда.
— Хочешь попробовать?
— Что попробовать?
— Потыкать в пластину. Огневики говорят, это забавно.
В глубине глаз мелькнуло какое-то неясное выражение, но Ольша только покачала головой:
— Нет, спасибо.
— Ну, тебе же нравится тратить силу на ерунду, почему бы не на это?
Девчонка приподняла брови, и Брент добродушно пояснил:
— Не так тут и холодно.
— Извините, — сказала она сипло. — Это не повторится.
Брент глянул на неё с недоумением. На вполне безобидное подтрунивание Ольша ответила тем, что сгорбилась и сжалась ещё больше прежнего. Стиснула челюсти, удержав внутри силу, растёрла ладонями икры, обняла себя, замерла. Плечи дрожали, а лицо было бледное, болезненное.
— Да делай что хочешь, — растерянно сказал Брент. — Я пошутил.
Она тут же выдохнула тепло сквозь зубы, унимая дрожь. И Брент, озадаченно почесав в