— Я… — Эйми открыла рот, чтобы попытаться извиниться, но Наура покачала головой..

— Иди умойся, дорогая. — Её голос был мягким, но Эйми услышала в нём вздох. — И промой порезы на руке, прежде чем я их перевяжу.

Она выскользнула из объятий дяди и поспешила из мастерской, пока сочувствие Науры не переросло в ругань. Однако далеко она не ушла. Она поднялась на две ступеньки, затем остановилась и прижалась к деревянной стене, чтобы подслушать.

— Она не хотела этого, — говорил Джирон. — На неё снова напали те мальчишки. — Он вздохнул. — Тебе лучше вернуться в постель. Оставь это мне, я всё улажу.

— Как? — спросила Наура, и Эйми услышала в её голосе нотку отчаяния. — У нас не хватит прэссов на ещё одну бутылочку лекарства. А Лукан не позволит мне вернуться в пекарню, пока я не поправлюсь.

— Свадьба дочери Фулкендена на следующей неделе, так что к тому времени я закончу этот шкаф и подарю его ей. Должно быть достаточно заказов, чтобы получить больше лекарств. Так что просто отдыхай, и на следующей неделе всё наладится.

— Ей действительно нужно пройти стажировку. Искры, Джирон, ей уже семнадцать. Мы должны были подтолкнуть её к этому ещё несколько лет назад.

Сердце Эйми забилось быстрее, когда Наура заговорила о старом споре, который они вели с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать — возраст, когда можно было стать ученицей. От мысли о том, что ей придётся покинуть безопасную мастерскую дяди, ей стало не по себе.

— Она не выживет в городе, — тихо сказал Джирон.

— Тебе нужно перестать нянчиться с ней. Пора ей научиться постоять за себя.

— Она помогает мне здесь, и этого достаточно.

— Чепуха, Джирон. То, что она подметает — это не работа, и это не приносит нам дополнительных денег. Это также отвлекает тебя, и не пытайся отрицать. Я слышу, как она задаёт тебе сотню вопросов и всегда выпрашивает у тебя ещё одну историю. Ты слишком мягок, чтобы сказать ей, чтобы она оставила тебя в покое. И не говори мне снова, что ты сделаешь её своей ученицей. У неё нет и доли того мастерства в работе с деревом, что есть у тебя. Та кривая ложка, которую она вырезала, сломалась, когда я помешивала кашу.

— Знаю, — сказал Джирон своим мягким, хриплым голосом. — На следующей неделе всё наладится.

Эйми услышала шарканье ног и заподозрила, что он обнял Науру. Она взбежала по оставшимся ступенькам, сгорая от стыда. Стыда за то, что она — урод, и за то, что подвела свою семью.

Когда она вернулась, смыв кровь и грязь, тётя исчезла в крошечной кухне в задней части мастерской, а дядя стоял, прислонившись к незаконченному шкафу, и смотрел в пустоту.

— Прости, — прошептала Эйми, подойдя к нему.

— Эй, дай мне посмотреть на тебя, малышка, — сказал Джирон, взяв её за подбородок. С её бесцветных ресниц скатилась слеза и упала на бесцветную щёку. Джирон смахнул её большим пальцем. — Всё ещё моя прекрасная девочка.

Эйми грустно улыбнулась. Он всегда говорил ей, что она красивая, но она знала, что он говорит это только для того, чтобы ей было приятно. Весеннее солнце светило сквозь маленькое треугольное окошко под потолком, и в его лучах блестели капли пота на лбу дяди.

— У тебя сильная искра, не так ли? — спросила Эйми.

— Самая сильная, — ответил Джирон, целуя её в макушку. — Моя искра будет гореть вечно, как и твоя, малышка.

Эйми хотела ему верить, но никто не мог увидеть свою искру или чью-то ещё. Искра каждого человека, полная при рождении, сгорала в течение жизни, и когда она сгорала полностью, человек умирал. Яркая искра горела дольше.

Она услышала, как засвистел чайник, а затем из кухни вернулась Наура и протянула Эйми чашку чая в её любимой зелёной кружке. Эйми всё ещё видела разочарование на лице тёти, но чашка чая была утешительным жестом. Она с благодарностью взяла её левой рукой.

— Как только твой дядя закончит этот шкаф, и мы получим деньги за заказ, ты вернёшься в аптеку, — сказала Наура.

Из-за болезни в её голосе не было прежней строгости, но в глазах по-прежнему сверкала сталь. Эйми вспомнила, с каким отвращением смотрела на неё Нианна, когда плюнула в неё, и невольно покачала головой.

— Твоя кожа никогда не изменится, — со вздохом сказала ей Наура.

— Я пойду, — предложил Джирон.

— Ты не помогаешь! Искры Кьелли, Джирон, ей нужно научиться быть сильной. — Наура в отчаянии покачала головой. Раньше её локоны подпрыгивали, когда она так делала, но, как и сама Наура, они стали тусклыми и вялыми, болезнь лишила их блеска.

— Нам, скорее всего, больше не понадобится лекарство. Эта болезнь пройдёт, и к следующей неделе обе наши искры будут светиться, — Джирон улыбнулся ей.

Наура вздохнула, и в этот момент из её ноздри потекла тонкая струйка крови и скатилась к губам.

— Наура! — воскликнула Эйми, чуть не уронив чашку с чаем, когда вытащила носовой платок из кармана брюк и сунула его тёте.

Наура прижала ткань к носу. В отличие от Джирона, тётя не настаивала на том, что с ней всё в порядке, но и не жаловалась. Внутри у Эйми всё сжалось от беспокойства.

— Иди и сядь, — сказала ей Наура. — Я принесу чистую повязку для твоих порезов на пальцах.

Стук в дверь напугал всех троих, но Эйми отреагировала первой. Она проскользнула на кухню, прикрыв за собой дверь, но оставив её слегка приоткрытой. Неважно, кто стучал. Сегодня Эйми уже насмотрелась на взгляды и оскорбления: она не могла вынести ещё одного. Она слышала, как Наура цокает языком, осуждая её за трусость, но ей было всё равно, ведь её лицо опухло и покрылось синяками от ударов мальчиков. Она выглянула в мастерскую.

Эйми не знала молодого человека, вошедшего в их дом, но дядя знал.

— Как твоя мать, Хейтон? — любезно спросил Джирон.

Эйми узнала это имя. Хейтон был сыном Эмилы, главы Гильдии Плотников. Дядя редко отзывался о нём хорошо. Молодой человек не ответил; он лишь оглядел маленькую мастерскую, и, похоже, увиденное ему не понравилось. На левой стороне груди у него был значок с эмблемой города — сломанным мечом на синем фоне, а на правой — эмблема Гильдии Плотников в виде скрещенных пилы и стамески. Эйми