***

Короткий и решительный стук в дверь — так не стучался никто в этом замке — отвлек его от печальных размышлений, и он неохотно буркнул:

— Войдите, — гадая, кого принесло в эту юдоль печали.

В комнату шагнула — тут Рауль глазам своим не поверил — тетушка Маргарет, незабвенная опекунша его невесты.

Поспешно вскочив, он не сразу нашелся со словами, поскольку не мог себе представить, какая оказия привела ее сюда. Неужели эта настырная женщина прибыла, дабы лично удостовериться в том, что он и в самом деле заточил себя в четырех стенах? Какая бестактность!

Вот в чем беда простолюдинов — им попросту не хватает воспитания.

— Добрый день, — меж тем решительно произнесла эта особа. — Меня зовут Пруденс Робинсон. Я ваша сиделка.

— Как? — только и смог обронить Рауль.

— По объявлению, — деловито объяснила она и протянула ему газету.

Он рассеянно взглянул на текст — выходка в духе Жанны, — потом пристально уставился на тетушку Маргарет. Она обрядилась в простенькое платье, слишком мягкие светлые волосы выбились из прически, румянец на щеках сделал бы честь любой крестьянке.

— Пруденс Робинсон? — недоверчиво уточнил он.

Она кивнула с некоторым раздражением, а потом, неправильно расценив его замешательство, вручила и рекомендацию виконтессы Леклер, которую Рауль прочитал с куда большим вниманием.

Итак, тетушка Маргарет действительно состряпала себе бумагу управляющей имением — что за нелепица!

— И по какой причине вы покинули госпожу Леклер? — спросил он, пытаясь нащупать хоть какую-то почву под ногами.

— Врачи рекомендовали мне свежий воздух, — ответила она степенно. — От фабричного дыма я чахну.

Он едва удержался от изысканного комплимента. Поколения куртуазных предков за его спиной не позволяли оставить даму без утешения, коль скоро она заговорила о своем здоровье.

Впрочем, тетушка Маргарет, с ее пышной фигурой и жизнерадостным румянцем, никак не походила на чахлую больную, хоть ты тресни.

И все-таки — что у нее на уме?

Конечно, они не были официально представлены, весь его коротенький роман с Жозефиной — пять записок, семь танцев и одно признание в чужом саду — вместился ровно в три приема. А стоило прыткой девице лишь заикнуться дома о том, что граф Флери сделал предложение, как ее тетушка устроила настоящую бурю в стакане воды. Она заявила, что не пустит Рауля и на порог, пока он не докажет серьезность своих намерений. А именно — на месяц не удалится от света.

Это его раздосадовало и развеселило одновременно — в ее-то почтенных летах такая наивность! И пусть они, скорее всего, были почти ровесниками, возраст мужчины и возраст женщины — очень разные величины.

Однако, тетушка Маргарет оказалась еще наивнее, чем Рауль думал прежде: она была совершенно уверена, что он ее не узнает. Флери и Бернары принадлежали разным мирам и не могли, скажем, оказаться за одним столом на чьем-то домашнем ужине. Знакомство с Жозефиной состоялось на одном из балов, которые обожал устраивать герцог Лафон, причудливо перемешивая знать и зажиточных мещан. На таких приемах царили суета и настоящее столпотворение — вольница для влюбленных.

Жозефина обыкновенно держалась независимо, не спеша подводить своих кавалеров к той части залов, где ютились кумушки-тетушки-вдовушки-нянюшки. Но ведь единственную родственницу будущей жены Рауль в состоянии был запомнить!

— Что же, Пруденс, — неожиданно для себя придя в прекрасное расположение духа, спросил он благожелательно. — И какими же вы видите свои обязанности?

Она обвела строгим взглядом покои, которые он выбрал для своего заточения, — кабинет с прилегающей к нему комнаткой.

— Полагаю, прислуга в этом доме есть? — скептически спросила тетушка Маргарет.

— Прислуга, кроме вас? — не удержался Рауль и тут же загладил свою колкость любезной улыбкой. Не стоило ее слишком уж дразнить, наоборот, следовало воспользоваться случаем, чтобы произвести самое благоприятное впечатление. Но и удержаться не получалось — ведь она сама пришла к нему, по собственной воле, да еще и поставила себя куда ниже!

История была тем удивительнее, чем больше Рауль не понимал ее подоплеки.

Тетушка Маргарет ответила ему решительным и открытым взглядом, лучше всяких слов заявляющим: будет нужно — она в одиночку заменит армию челяди.

— За нами последовали только Мюзетта и Жан, — пояснил он смиренно. — Остальных, кто прислуживал нам в городе, пришлось отпустить — они ни за что не решились ехать в этакий склеп.

— Какая жертва с вашей стороны заточить себя здесь, — заметила она небрежно, прохаживаясь по кабинету и неодобрительно поглядывая на пыльные поверхности.

— Это так, — охотно согласился Рауль, верный решению изображать пылкого влюбленного. — Но если бы вы видели мою Жозефину, то поняли бы: эта прелестница заслуживает любых жертв!

— К тому же, как ваши сестры успели мне сообщить, она еще и богата, — невинно поддакнула тетушка Маргарет.

— Пруденс, Пруденс, разве можно отказаться от любви только из-за чужих пересудов? — страстно вскричал он и с досадой осознал, что переигрывает.

Всё его сестры, эгоистичные куклы, неужели так сложно было держать язык за зубами? Неужели так сложно было запомнить эту женщину, ведь она достаточно отличается от остальных? Рауль узнавал: отцом Маргарет был моряк-чужеземец, вот в кого она такая светленькая и такая флегматичная.

Она снова бросила на него долгий взгляд — оценивающий, пронзительный.

— Но, раз ваша любовь так глубока, — сказала она с едва заметной иронией, очевидно нисколько ему не поверив, — значит, вам будет легко продержаться этот месяц. Для чего же сиделка?

— Порой Жанна совершает необъяснимые поступки, — с широкой улыбкой ответил Рауль, и это было истинной правдой. — Но я очень рад, что вы откликнулись на это глупое объявление, общество столь незаурядного человека развеет мою скуку.

— Незаурядного? — тут же переспросила она. — Вы это поняли через пять минут после знакомства? Какая проницательность!

Их разговор затягивался — слишком много внимания для обыкновенной прислуги, но Рауль уже успел приписать тетушке Маргарет некое прямодушие, поэтому решил не тревожиться на этот счет.

И все же он торопливо уселся в кресло, позволяя себе подобную вольность в присутствии дамы, по-прежнему остающейся на ногах, и тем самым указывая на разницу их положений.

— «Требуется немолодая и некрасивая сиделка с плохим характером», — весело процитировал он. — Пруденс, моя милая Пруденс, только незаурядная женщина осмелится откликнуться на подобное объявление. Смею предположить, что вам просто чужды и кокетство, и оглядка на досужее мнение.

— Господин граф слишком много воображает, — сухо отозвалась она, опустив положенную «светлость» и тем самым выразив свое неодобрение его