— Если говорить совершенную правду, Самир? — Торнеус наконец нашёл в себе смелость спросить о том, о чём все мы напряжённо думали. — Вы действительно держите её здесь не ради собственных тайных целей?

Чернокнижник заметно замедлился, словно тщательно решая, как именно ответить на столь прямой вопрос. Можно было вполне ожидать вспышки гнева. Но Владыка в Чёрном, казалось, в последнее время находил особое удовольствие в том, чтобы быть совершенно непредсказуемым для окружающих.

— Я бы с радостью оставил её себе навсегда, если бы её полностью устраивало такое положение вещей. Именно её собственное мнение по этому деликатному вопросу заставляет меня считать её дальнейшее заточение неприемлемым, а вовсе не ваше или чьё-либо ещё.

Строгий выговор, но на удивление мирный. Ведь всё могло легко закончиться тем, что единственный жёлтый глаз Торнеуса оказался бы вырванным из орбиты и демонстративно положенным на стол перед всеми. Доктор всё равно заметно поморщился и почтительно склонил голову в безмолвном извинении.

Самир невозмутимо продолжил.

— У меня есть реальная возможность обеспечить её полную свободу уже к завтрашнему утру. Я точно знаю, что должен сделать, чтобы освободить её до того, как многочисленные армии Каела начнут свой неизбежный марш. И я искренне хочу, чтобы это было сделано именно так.

Эти неожиданные слова тяжело повисли в наполненном напряжением воздухе. Я резко оттолкнулся от стены, выпрямившись во весь свой немалый рост. Элисара сделала абсолютно такое же движение, словно зеркально отражая моё — это был жест крайнего изумления и шока.

Он просто не может говорить серьёзно. Я не мог даже вообразить обстоятельств, при которых могущественный чернокнижник просто так отпустил бы девушку на свободу. Это неминуемо означало хаос и кровопролитие, которые начнутся немедленно, когда Владыка Каел наконец найдёт её. Когда я видел Нину совсем недавно, она была именно такой, как о ней и говорил Самир — практически неизменной, за исключением светящихся знаков на её лице. У неё не было никаких реальных средств для самозащиты от врагов.

Я прекрасно понимал, что остальных присутствующих волновало совсем другое. Они попросту не верили, что Самир просто так отдаст то бесценное, что искал без малого пять тысяч долгих лет. Им всем остро не хватало одного ключевого знания, даже моей проницательной Элисаре. Я не делился с любимой женой тем, что увидел в Самире в тот страшный день смерти Нины. Я не рассказывал ей о той глубокой любви, которую чернокнижник испытывал к юной девушке, чьё бездыханное тело он держал на своих руках.

Они не понимали главного — что в Нине Самир неожиданно обрёл надежду обрести то, чего желал больше всего за свои пять тысяч одиноких лет — искреннюю любовь другой души. И всё же могущественный чернокнижник был собственником, и эта его черта проистекала из глубочайшего защитного инстинкта, заложенного в нём от природы. Разве не гораздо проще было бы постепенно склонить девушку к любви, пока она находится в полном заточении под его контролем? Не говоря уже о том очевидном факте, что выпустить её на свободу — значит неминуемо подвергнуть её смертельной опасности со всех сторон.

У Самира ничто и никогда не бывало простым и прямолинейным. Что же именно он задумал на этот раз?

— Полагаю, вы не станете делать это исключительно из доброты душевной, — наконец осторожно нарушил затянувшееся тяжёлое молчание Торнеус.

— Разумеется, нет. За всё в этом мире всегда есть своя цена, — Самир медленно откинулся на высокую спинку трона и сложил длинные пальцы домиком перед своим тщательно скрытым маской лицом. — Чтобы освободить её немедленно, мне необходимо получить торжественное обещание от каждого из вас, которое будет выплачено мне в срок и в той форме, которые я лично изберу. Нечто вроде открытого одолжения, если хотите называть это именно так.

Глава 18

Нина

Самир предупредил меня, чтобы я не радовалась его возвращению. Это, а также его странное нежелание говорить о том, что его тревожило, заставляло меня нервничать всё сильнее с каждой минутой.

Казалось бы, я должна была быть на седьмом небе от счастья после его признания в любви. От того, что мои чувства оказались взаимными, даже если он не терзался ими так мучительно, как я. Вместо этого я пребывала в унынии — подавленная, напуганная, погружённая в беспросветную тоску и нарастающую тревогу. Что-то витало в воздухе, какое-то невысказанное предчувствие беды.

Я сидела в кресле у стола, поскольку мне надоело постоянно находиться на кровати. Хотелось хоть какого-то разнообразия в этом заточении. Взгляд мой упал на Горыныча, который сейчас был размером с хорька и уютно обвил мои пальцы и запястье своим тёплым телом. Впервые у меня даже не нашлось вопросов, чтобы донимать змея. Мы оба просто ждали, погружённые в напряжённое молчание.

Последние несколько часов я провела здесь с ним в полной тишине, нарушаемой лишь тихим шуршанием его чешуек. Было невероятно утешительно ощущать рядом с собой живое существо, особенно в такие моменты. А Горыныч, кажется, был без ума от того, когда я чесала пёрышки у него на затылке, довольно прикрывая глаза. И вот мы сидели. Не говоря ни слова. Ничего не делая. Ничего, кроме бесконечных мыслей, что кружились в моей голове, словно осенние листья в вихре.

Моя жизнь превратилась в настоящее крушение поезда с того самого момента, как начался весь этот кошмар. Точно паровоз, сорвавшийся с рельсов на полном ходу, — всё пошло под откос после того, как на моей руке появилось это проклятое тату. Я совершенно не контролировала то, что происходило со мной. Абсолютно ничего. Всё обрушилось на меня с такой головокружительной скоростью, что я едва успевала перевести дух между очередными потрясениями.

Осознание того, что я — Сновидица, всё ещё не укладывалось в голове, казалось чем-то нереальным. Я — единственная надежда для мира, о котором даже не знала всего несколько месяцев назад. Который даже не понимала до конца. И всё же я должна была признать, что те несколько дней, проведённых с Самиром, когда он возил меня и показывал достопримечательности этого странного места, были по-настоящему восхитительны. Это было самое яркое, живое впечатление за… ну, за очень и очень долгое время.

Если быть до конца честной с самой собой, исследование этого странного и причудливого мира с ним рядом делало меня счастливее, чем я была за многие годы. Ещё задолго до того, как попала сюда, в этот безумный водоворот событий. Моя