Элеонора валялась в кресле, уткнувшись лицом в подушку, и выла. Это был не плач, это был истеричный, животный вой раненого самолюбия.

— Папенька, я не виновата! — всхлипывала она, давясь слезами. — Это всё она! Эта нищенка! Она его околдовала!

— Замолчи! — рявкнул герцог. — Не смей перекладывать вину! Ролдэны пишут, что ты устроила публичный дом прямо в бальном зале! С кем?! С каким-то прихлебателем?!

— Фредерик, прошу тебя, успокойся, — попыталась вклиниться герцогиня Изабелла. Она сидела на кушетке, бледная, нервно комкая кружевной платок. — Девочка просто ошиблась...

— Ошиблась?! — герцог резко развернулся к жене. — Закрой рот, женщина! Это ты её воспитала! Ты внушила ей, что она королева мира, а вырастила безмозглую пробку! Ты потакала её капризам!

Изабелла вжалась в кушетку, не смея поднять глаз. Она знала этот тон мужа. Сейчас лучше было молчать, если она не хотела отправиться в ссылку в дальнее имение.

Герцог снова навис над дочерью.

— Ты хоть понимаешь, что наделала, идиотка? — прошипел он, брызгая слюной. — Этот брак был делом десятилетия! Мы должны были получить доступ к алмазным копям Ролдэнов! Мы должны были породниться с королевской кровью через их бабку! А ты? Ты променяла всё это на пять минут зажиманий у колонны?!

— Я не хотела! — заверещала Элеонора. — Я думала, это Ален! Там было темно!

— Ты не отличила своего жениха от другого мужика?!

— Он... он был таким страстным! — Элеонора попыталась оправдаться, но сделала только хуже. — Я думала, это зелье подействовало!

В кабинете повисла звенящая тишина. Герцог замер. Его глаза сузились.

— Зелье? — переспросил он вкрадчиво. — Какое еще зелье?

Изабелла побледнела еще сильнее и сделала дочери знак замолчать, но Элеонора в истерике не заметила этого.

— "Дыхание Свободы"! — выпалила она. — Мама дала мне его! Чтобы Ален перестал быть ледышкой! Я подлила его в бокал, но... но, видимо, бокал взял не тот! Это случайность!

Герцог медленно перевел взгляд на жену. Изабелла закрыла лицо руками.

— Ты... — прошептал он, и от этого шепота у Элеоноры волосы встали дыбом. — Вы обе... Вы пытались опоить наследника Ролдэнов запрещенным алхимическим составом? Вы хоть понимаете, что если бы это вскрылось официально, нас бы лишили титула? Нас бы судили магическим трибуналом! — он схватился за голову и захохотал. Страшным, лающим смехом. — Опоить... И даже это вы не смогли сделать нормально! Опоили не того! Господи, за что мне это наказание? Я окружен идиотками! — герцог резко подошел к столу, налил себе полный стакан янтарной жидкости и выпил залпом. Потом с грохотом поставил стакан на стол. — Хватит, — сказал он голосом, в котором не осталось эмоций, только холодный расчет. — Я сыт по горло. Ты опозорила нас, Элеонора. Весь город смеется. Слуги хихикают за спиной.

Элеонора подняла на него заплаканное лицо, в котором впервые мелькнул настоящий страх.

— Папа... что ты сделаешь?

Герцог посмотрел на неё как на бракованный товар, который нужно сбыть по дешевке, пока он окончательно не испортился.

— У тебя есть выбор. Очень простой выбор, — он поднял один палец. — Вариант первый. Ты выходишь замуж за этого... как его... Дориана.

— За Дориана?! — взвизгнула Элеонора. — Но он нищий!

— Он дворянин, — отрезал отец. — И он единственный, кто теперь обязан на тебе жениться, чтобы сохранить остатки чести. Ты выйдешь за него. И будешь делать вид, что безумно влюблена. Что это была страсть, которая накрыла вас обоих. Что ты жить без него не можешь. Будешь улыбаться, рожать ему детей и сидеть в его дыре тихо, как мышь.

— Я не хочу! — зарыдала Элеонора, колотя кулаками по креслу. — Я ненавижу его! Он урод!

— Тогда вариант второй, — герцог поднял второй палец. — Ты собираешь свои манатки. Прямо сейчас. Без слуг, без драгоценностей. И отправляешься в монастырь Молчаливых Сестер на северных островах.

Элеонора перестала дышать. Монастырь молчаливых Сестер был местом, куда ссылали падших женщин из знатных семей. Там носили власяницу, ели пустую похлебку, работали на каменоломне и не имели права произнести ни слова до конца своих дней.

— Ты... ты не сделаешь этого... — прошептала она.

— Сделаю, — спокойно кивнул отец. — Я лучше объявлю, что моя дочь ушла замаливать грехи, чем позволю тебе и дальше позорить мое имя здесь, в столице, будучи старой девой с репутацией бордельной девицы, — он подошел к двери и распахнул её. — У тебя час на размышление. Если через час ты не согласишься на брак с Дорианом, карета до порта будет ждать у черного входа.

Дверь захлопнулась с такой силой, что со стены упала картина с пейзажем.

Элеонора сидела в кресле, размазывая тушь по щекам. Она смотрела на мать, ища поддержки, но Изабелла лишь отвернулась к окну, не желая встречаться с ней взглядом.

Дориан. Ничтожный, слюнявый, вечно поддакивающий Алену Дориан. Или ледяная келья и камни до самой смерти. Что хуже?

Глава 31. Утро после шторма

Кира

Первое, что я почувствовала, проснувшись, — это запах. Не сырости и сквозняков моей башни, а сандала и... мужчины.

Я открыла глаза.

Вместо привычного потолка с трещинами надо мной нависал балдахин из тяжелого темно-синего бархата. Солнечный луч пробивался сквозь плотные шторы, разрезая полумрак комнаты золотой полосой, в которой танцевали пылинки.

Я пошевелилась, чувствуя приятную ломоту во всем теле, и тут же наткнулась на что-то горячее и твердое.

Ален.

Он спал рядом, уткнувшись лицом в подушку, но его рука собственнически лежала на моей талии, словно даже во сне он боялся, что я сбегу. Одеяло сползло, открывая его спину — широкую, мускулистую, с несколькими бледными шрамами (следы магических ожогов, отметила я профессиональным взглядом).

Воспоминания о прошлой ночи нахлынули волной, от которой щеки вспыхнули жаром. Коридор. Стена. Его комната. Безумие, страсть, шепот, переплетенные пальцы...

— Ох, Вуд, — прошептала я себе, — во что же ты вляпалась?

Это был не просто секс. Это было... заявление. Объявление войны всему этому чопорному миру. Я переспала с сыном герцога, официальным женихом (пусть и бывшим, как он утверждал) влиятельной аристократки.

Я осторожно высвободилась из его объятий и села, подтягивая простыню к груди.

На полу валялось мое платье. Тот самый серебряный шедевр, который мы с мадам Фиорой