— Иди обратно и скажи этому ублюдку, что передумал. Всегда найдется теплый амбар, в них редко дырявые крыши.

— Никаких амбаров, — когда он посмотрел на меня снова, на дне его зрачков мне померещился тот самый жуткий голубоватый огонек. — Хватит.

Под сердцем что-то противно заныло, и я покачала головой, отгоняя наваждение.

— Нет. Это всего лишь одна ночь, в этом нет ничего плохого. Какого черта ты вообще творишь, не посоветовавшись со мной⁈

— Если боишься местных клопов, скажи прямо.

Теперь он улыбался. Бледно, устало, чуть-чуть неловко, и мне захотелось ударить уже не трактирщика, а его.

— Что ты скажешь брату, когда явишься без него? Нельзя просто…

— Он сам мне его отдал, — пожав плечами герцог едва заметно скривился, наткнувшись взглядом на остатки супа. — Это всего лишь вещь. Зато ты поспишь в нормальной постели.

Поперхнувшись воздухом, я собралась озвучить все, что думала о нем в этот момент, но слева от нас раздался чудовищный грохот — кто-то упал, потом началась ругань.

Я вздрогнула, втягивая голову в плечи по привычке — Итан нередко крушил все вокруг, приходя в ярость, а сейчас его недавнее присутствие ощущалось настолько остро, что контролировать привычные реакции я почти не могла.

Быть может, он обедал в этом же трактире. Как знать, возможно, даже сидел за этим же столом…

Чертов герцог развернулся, его рука точно так же привычно метнулась к поясу, и я ошеломленно уставилась в его спину, за которой оказалась скрыта.

Пара деревенских придурков, переборщивших с пивом, неловко извинялась перед относительно приличного вида господином за разгромленный стол, на который они умудрились свалиться.

Можно было облегченно выдохнуть, но в горле стоял ком, и я опустила взгляд на свои сцепленные руки, стараясь унять ненависть к самой себе.

Удо развернулся, и прежде чем я успела опомниться, оперся коленом о скамью, на которой я сидела, взял мои лицо в ладони, заставляя посмотреть себе в глаза.

— Все хорошо. Я все сделаю и обо всем позабочусь. Верь мне, Волчица.

Он говорил едва слышно, по-прежнему закрывая меня собой. Я видела, что у него даже губы побледнели, а от его рук исходило такое тепло, что и ответить было нечего.

Он этого от меня и не ждал.

Развернув плащ, он накинул его мне на плечи, вынуждая подняться, а потом вложил ключ в мою ладонью.

— Пойдем спать. Для тебя сейчас согреют воду.

Сил на то, чтобы спорить с ним и возражать не осталось. Я не вывернулась из-под его руки, когда Удо обнял меня за плечи и повел к лестнице — не фривольно, всем напоказ, а мягко поддерживая.

Последняя дверь на втором этаже справа…

Я почти не заметила, как мы добрались до нее, смазано кивнула, когда он пообещал скоро вернуться и ушел.

Комната действительно оказалась паршивой — маленькая, тесная, с узкой кроватью, придвинутой к стене, — но у небольшого окна в самом деле стояло ведро с теплой водой.

На всякий случай заперевшись, я привела себя в порядок, даже наконец расчесала волосы обнаружившимся тут же старым гребнем.

После нескольких последних дней это можно было принять за сказку, и оттого казалось особенно отвратительным.

Мне давненько не приходилось бывать в настолько бедственном положении.

Едва ли герцог Керн сталкивался с подобным вообще, даже добровольно отправившись в изгнание.

При воспоминании о том, какой ценой он добился для нас этих условий, мышцы начинали противно дрожать. Нельзя было позволять ему, нужно было заставить вернуться.

Теперь исправлять что-либо было уже поздно, а постель оказалась чистой.

Натянув на плечо повыше нижнюю рубашку, в которой осталась, сняв платье, я поморщилась, мечтая о том, чтобы эта дыра сгорела дотла.

И вздрогнула, когда в дверь деликатно постучали. Спустя секунду она открылась, и в комнату вошел чертов герцог.

Он был мокрым, но уже не таким бледным, как полчаса назад.

— Ты где был?

— Ходил к реке. Не хочу принести Бруно в подарок блох. Где твоя одежда?

Сил, чтобы встать, уже не было, и я качнула головой, указывая на стул.

Он хмыкнул, окинув взглядом то, что осталось от моего платья, а потом щелкнул пальцами.

— К утру оно хотя бы будет чистым. После найдем, во что переодеться, — на мой немой вопрос он ответил почти невпопад, продолжая осматриваться, а потом взял одно из двух одеял, что лежали в изножьи кровати.

Сидя неподвижно, я бессмысленно наблюдала за тем, как он запирает дверь и проверяет надежность замка, а после расстилает одеяло на полу.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

— Собираюсь спать. Устал как собака.

Вытянувшись на спине, он с очевидным наслаждением заложил руки за голову, глядя в потолок, а мне стало нечем дышать.

Чертов герцог не просто устроился на полу, он лег между дверью и уступленной мне кроватью, и мне отчего-то по-настоящему захотелось заплакать. Или посмеяться навзрыд.

— Удо, — вопреки ожиданиям, имя сорвалось с губ так естественно, так просто. — Не дури.

Он приподнялся на локте, глядя на меня с тревогой, а я просто подвинулась к стене.

Места для двоих было слишком мало, поэтому, когда он лег на край, я сползла, устраиваясь на его плече.

Мы оба мылись как пришлось, но от его кожи снова пахло грозой и травами.

Теперь я хотя бы понимала, почему.

Прикрыв глаза, я уткнулась ему в шею, вдыхая этот запах, позволяя Удо сначала укутать одеялом меня, а после набросить второе на нас обоих.

Каждое его движение было четко выверенным, но очень осторожным, как будто он боялся, что я могу его укусить, и сейчас это казалось настолько забавным, что я в самом деле улыбнулась, устраиваясь удобнее.

Шум, доносившийся из зала внизу, почти не мешал — гости разошлись по комнатам, местные были уже слишком пьяны. Оживить обстановку могла бы разве что хорошая драка, но что-то мне подсказывало, что сегодня ее не случится, и нам в самом деле удастся поспать.

— Я не делал того, о чем говорил. Просто я знаю таких, как он.

Голос чертова герцога… Голос Удо раздался над самым ухом. Он лежал на спине, обнимая меня, и говорил так тихо и настороженно, что я решила даже не пытаться открыть глаза.

— Я знаю. Ты не такой, как он. Хотя и тоже несносное чудовище.

Он засмеялся, и от этого движения я скатилась ниже, перекладываясь ему на грудь.

Так в самом деле оказалось удобнее, но было так непривычно,