Я следую за ней без комментариев, находя ее утверждение правильным, когда после следующего поворота лестницы мы оказываемся на твердой ровной площадке. Заметив факел на стене, я посылаю свое пламя вперед, чтобы зажечь его. К ручке прилипла паутина, но я стряхиваю ее, поднимаю факел и вожу им вверх-вниз по длинному коридору, который мы нашли.

Место, которое мы обнаружили здесь, внизу, кажется забытым во многих отношениях, чем треснувший и покрытый паутиной факел в моей руке. Стены покрыты комочками липкой зеленой и черной субстанции, а на покрытом пылью полу нет следов, свидетельствующих о каких-либо недавних посетителях.

— Сюда. — Кайра начинает идти, и я, держа в руках единственный источник света, следую за ней.

Чем дальше мы идем, тем холоднее становится в помещении, пока клубы моего собственного дыхания не превращаются в облака настоящего тумана при каждом выдохе. Кайра ни на секунды не сбивается с пути, ее шаги остаются уверенными и непоколебимыми, когда она идет по коридору. Я позволяю себе ненадолго осмотреть нашу новую обстановку. С одной стороны нет ничего, кроме плоской, слегка изогнутой стены, а с другой…

— Клянусь Богами… — Отвращение скручивается у меня в животе. Ряды камер, сделанных из серы. Черные решетки торчат из пола и опускаются с потолков, смыкаясь, как зубы, над пустыми комнатами. В некоторых из них есть останки бывших заключенных, разложившиеся не более чем на пыль и кости. На стенах и прутьях каждой камеры виднеются следы когтей, лезвий и даже зубов, как будто ее обитатели не всегда были вполне людьми.

Щелкающий звук, похожий на скрежет камня по камню, заставляет меня обернуться и обнаружить, что Кайра находится более чем в нескольких шагах от меня, ее шаги сокращают расстояние, когда слышен шорох в направлении следующего прохода камер.

— Кайра, не надо…

Она резко останавливается, поворачиваясь к одной из камер, и я чуть не бросаю чертов факел в мужчину, который появляется за решеткой.

Запавшие глаза, которые кажутся почти черными из-за недостатка света, смотрят из лица, настолько лишенного жизни, что кожа иссохлась до серого цвета. Плоть туго натянулась на кости, а на его щеке, лбу и горле виднеются отметины и шрамы. Грязная туника на нем испачкана кровью, но даже сквозь исходящий от него отвратительный запах я могу его узнать.

Я останавливаюсь рядом с Кайрой, когда мы вдвоем смотрим на мужчину, и он делает то же самое в ответ. Когда он улыбается, кажется, что его зубы сверкают в темноте.

— Ты нашла меня, — небрежно бормочет он, его голос грубый и хриплый, как будто он исцеляется после того, как его унесли крики.

— Ты мне снился, — отвечает Кайра. Затем ее взгляд обращается к камере, примыкающей к камере Кэдмона. Еще одна стена из прутьев серы отделяет Бога Пророчеств от женщины в соседней камере. — И ты.

Кэдмон оглядывается на женщину, скрытую в тени. Единственная причина, по которой я вообще знаю, что она там, — это то, как свет факела, который я держу, мерцает и скользит по белой, как кость, плоти и поношенной одежде, слишком напряжённую и застывшую, чтобы принадлежать мёртвому телу. Даже трупы не могут оставаться такими неподвижными.

Первым заговаривает Кэдмон, поворачиваясь к женщине и протягивая руку, как будто она может пройти сквозь решетку и присоединиться к нему. — Пойдем, Ари. — Его рука дрогнула, когда его охватил резкий кашель, и он согнулся пополам, кровь стекает с его сухих, потрескавшихся губ. Закончив и приведя себя в порядок, он проводит тыльной стороной ладони по рту, не обращая внимания на красное пятно на коже.

Фигура в углу, наконец, движется, поворачивая голову и придвигаясь на дюйм или два ближе, ровно настолько, чтобы я смог разглядеть ее черты. Знакомые черты. Я застываю на месте, мои глаза сужаются.

— Пришло время познакомиться с ней, — продолжает Кэдмон, снова делая жест рукой.

Кайра так же очарована этой женщиной, как и я. Она не просто наблюдает за другой женщиной, она смотрит на нее так, словно может снять слои ее плоти и исследовать внутренности. Серые глаза грозового облака неподвижны, цвет быстро исчезает по мере расширения зрачка. Я возвращаю свое внимание к незнакомке, когда она выходит из темноту и делает шаг вперед.

Факел действительно выпадает из моих рук, иллюзия пламени мгновенно гаснет, когда дерево врезается в каменный пол и разлетается в щепки. Однако даже когда свет исчезает, ущерб уже нанесен.

Я вижу эту женщину и узнаю ее по изображению на стекле в кабинете Кэдмона.

Женщину, похожую на Кайру.

Глава 14

Ариадна

10 лет назад…

Грань между добром и злом настолько тонка, что невозможно понять, стоишь ли ты на одной стороне или на другой. Однако в глубине души я знаю, что добро и зло ничего не значат для матерей.

Матери живут по другому кодексу чести — по тому, в котором смерть, кровопролитие и насилие — не что иное, как камни, по которым нужно карабкаться. Чего бы это ни стоило. С кем бы мне ни пришлось столкнуться. Они не что иное, как препятствия на моем пути.

Темные завитки теней стекают с кончиков моих пальцев, вьются по всей длине моего бока, а затем скользят вверх, чтобы лизнуть там, где моя щека открыта ледяному воздуху. Я поворачиваюсь щекой и нежно целую силу, и она дрожит от удовольствия, прежде чем снова раствориться в моей плоти.

Все, что потребовалось, чтобы осознать произошедшую во мне перемену, — это серебристоволосый сероглазый младенец. С туманным изнеможением и кровью, сочащейся между моих бедер, ощущение этого маленького, бесконечно хрупкого тела у моей груди сделало всю агонию, все месяцы страха разоблачения, все годы под каблуком моего отца, секреты моего возлюбленного и то, что мы создали, стоящими того.

Даже сейчас, когда мои ноги утопают в снегу до самых колен, я тащусь в самую темную часть Пограничных Земель, оно того стоит. Малейший шанс найти ее — быть с ней — стоит всех тел, которые я оставила после себя.

Осознает он это сейчас или нет, но Трифон поймет, когда увидит последнего из своих приспешников, которого я отправила, и послание на их окровавленных, изломанных телах. Его ярость будет