«Вот так тебе!» — пальцы впились в кнедлик. Липкое тесто поползло под пальцами. — «Моли о пощаде! Ах, не хочешь?! Тогда превратишься в лепешку!» Липкий змееныш под пальцами уже мысленно просил меня перестать, когда мою медитацию нарушил голосок младшей сестры Арины.

— А мы же будем каждый свои кнедлики есть? — просительно уточнила она, подозрительно взирая огромными глазами на потрепанную армию моих горбатых, косых и расползающихся от пыток творений. Ее кнедлики, аккуратно начиненные картошкой с морковкой, идеально ровными мешочками стояли на столе. А ведь сестра на два года младше!

Бросила на нее хмурый взгляд. Сердить меня никому из домашних не рекомендовалось, потому Арина говорила аккуратно, не называя имен. Но я все поняла и предупредительно сощурилась.

— Какие попадутся, дорогая, — сочувственно сказала матушка, которая уже полчаса терпеливо стояла только надо мной, пытаясь заставить мои неловкие руки быть хотя бы немного ловчее. Выходило слабо.

Арина огорченно повела носом, куксясь, и собралась уже хныкнуть, как в комнату вихрем ворвался Зар.

— Быстрее! Мама! Бери всех, быстро уходите! Хаос идет... Рядом!

«Хаос?!». Я мгновенно бросила недобитый кнедлик и резко сорвалась со стула.

— Берта! — раздалось мне вслед, тут же испуганно заныли плаксы-сестры. Братья их пугали Хаосом, рассказывали страшилки на ночь: «Однажды придет к твоей двери клыкастый Хаос, завоет и сожрет тебя!». Те визжали. Я же, прихватив со двора маленький топорик и любовно схоронив его за изголовьем, была готова к любому незваному гостю.

Когда-то нашему роду не повезло: портал Хаоса был открыт на наших землях, наших лугах. Периодически просыпаясь, он извергался уродливыми страшными тварями, которые то ползли, то бежали, то летели. Я сама никогда не видела ни одной, но отец рассказывал, что у них не было одной формы. Иногда Хаос создавал бесформенную массу, а порой ужасных зубастых чудовищ — предсказать стихию было невозможно. Уничтожить же портал не смог и сам Верховный маг. Единственное, что у него получилось сделать — запечатать вход, и мы давно жили спокойно. Но, похоже, сегодня впервые за много лет Хаос сорвал печать.

Страшилки, которыми нас пугали, внезапно начали сбываться.

«Дело плохо...» — своим детским разумом поняла даже я, остановившись в гостиной и ошеломленно наблюдая, как мечутся домашние. — «Нужно оружие!»

Наш обычно спокойный дом задвигался, заворочался, словно потревоженная оползнем гора. Привычно мирный уклад пополз, расползаясь по швам... Да весь дом пополз по швам, будто был не незыблемой твердыней, а каким-то... кнедликом! Я уже кинулась вверх по лестнице за своим топором, когда меня прихватили за пояс и бесцеремонно понесли на выход. Отец.

— Отпусти! Папа! — я сопротивлялась. — Я не уйду! Я сильная, помогу!

— Берта, слушайся мать! На повозку, с сестрами срочно! Без шуток, быстро, я сказал! Это приказ!

Подняла злые глаза на отца. Даже не смотрит на меня, глядит за горизонт. Он, наверное, шутит. Я рванулась, но куда там? Из лап отца я вырваться не могла.

— Это не просьба, дочь. Глава рода приказывает тебе! Подчиняйся! — повторил, нетерпеливо поводя огромными ручищами.

— Я никуда не собираюсь, — наливаясь яростью прорычала. Пусть мне и десять, я такая же как он, и сейчас меня точно не интересуют различия долга у быков и телочек. — Отец! Бурые Быки не отступают со своей земли! Сколько бы тварей Хаоса не пришло к нам, мы не сбежим. Я — такая же, как ты! Со своей земли не побегу!

На его губах появилась усмешка. Наконец, переведя глаза на меня, он потрепал меня по волосам, приподняв повыше, боднул мой лоб своим лбом. Головы у нас крепкие.

— Я горжусь тобой, моя сильная девочка, — хрипло шепнул он. — Прости, времени нет. Помни о долге.

Краем глаза я заметила, как мне в висок летит его кулак.

Дальше темнота.

***

Сознание возвращалось постепенно... Темно. Пытаясь понять, что происходит, и с трудом разлепив веки, я повела руками, ощупывая вокруг. Очень громко пахло смертью. Я попыталась приподняться.

Лежу на траве. А сверху что-то тяжелое... Повозка? Да, кажется она... Я уперлась руками в доски, но так просто приподнять не смогла.

— Эй! — крикнула. — Есть кто? Я тут! Меня придавило!

Никто не ответил.

Угу, понятно. Мы на этой повозке овощи возим, она легкая, подниму... Я сосредоточилась, концентрируя Силу. Бычья родовая мощь влетела в кровь, махом наполняя меня собой настолько, что я одним рывком откинула перевернутую повозку. Та отлетела и с грохотом приземлилась на все четыре колеса.

Довольная своей маленькой победой, я приподнялась и пальцы тут же вступили во что-то липкое. Ноздри шевельнулись, чувствуя кровь.

В груди тревожно застучало, заныло. Я бы захныкала как сестры, но я не такая, я сильная, сначала сражаться буду.

«Плакать потом, Берта, потом...»

— Мама? — я прикусила щеку, настороженно оглядываясь.

Мне никто не ответил. Осенний луг под серым небом шумел тоскливо, безнадежно. Я начала рассуждать:

«Отец всех в повозку сажал, значит... Где сестры? Где буйвол? Повозку ведь буйвол должен везти, он-то где? Где все?», — осмотрелась. На траве стояла только одинокая повозка, валялось несколько тряпок, виднелись лужицы крови, да стояла я.

Ничего не понимая, я побрела по лугу, стараясь идти по следам повозки. Пока шла, поняла, что платье перепачкано. Это значило, что будут ругать. Но у меня же уважительная причина: повозка перевернулась, буйвол — сбежал.

«...и сестры, наверное, вместе с ним», — я продолжала думать. — «А мама за сестрами побежала, точно. Они же маленькие восьмилетки, неразумные ещё. Домой пойду. Времени много прошло, Хаос отец наверняка уже победил, а если еще осталось что-то, я помогу».

Логичные рассуждения подбодрили, и я энергично потопала назад. Прошло около часа, прежде чем я дошла. Почти дошла... Вокруг нашего большого дома расстилались луга и сам дом можно было разглядеть издалека. Первой всегда показывалась вызывающая ярко-красная точка: крыша. Под ней виднелась белая точка стен. Шагая, я выискивала глазами эти две точки, но их всё не было и не было. Я недоуменно хмурилась, понимая, что они уже должны были показаться, но первой заметила не крышу, а свежую трещину на лугу. Земной разрыв, обнаживший под зеленой травой влажную бурую землю, вел к дому.

Сердце будто сжала чья-то огромная