- У тебя необыкновенно красивые глаза. Никогда не встречал такого оттенка синего. Словно с капелькой фиолета, - едва слышно произносит Дэвид, притягивая меня чуть ближе, отчего наши бедра соприкасаются, вызывая у меня легкую дрожь и чувство томления внизу живота.

- Спасибо, - отвечаю, не узнавая своего голоса. – Это была твоя жена?

Мне нужно было что-то такое спросить, чтобы отвлечь его и себя от той химии, которая сейчас происходит между нами. И у меня получается. Дэвид разжимает руки, отпуская мою талию, закрывает входную дверь и досадливо морщится в ответ на мой вопрос.

- Бывшая жена. Мы в официальном разводе уже три года, а вместе не живем больше пяти лет.

- Я так понимаю, раньше мать не очень интересовалась Мэдди? Что сейчас изменилось?

- Хороший вопрос. Хотел бы я знать на него ответ, - говорит Дэвид, когда мы возвращаемся на кухню. – Я не верю, что Жаклин неожиданно воспылала материнскими чувствами к Мэдди. Ей по-прежнему плевать на дочь, но зачем-то она ей нужна. Знать бы еще, зачем. И хорошо бы до суда.

- Летта! – девочка с разбега кидается мне на шею. – Я знала, что ты придешь!

- Оу, Мэдди! Какая ты тяжелая. Вот что ни говори, а в тебе явно есть что-то от гномов! – смеюсь я, обнимая девочку.

- Ты пришла меня учить кулинарии? Скажи, что да!

- Да!

- Ураааа! – Мэдди хватает второй фартук. – Это мне?

И едва я успеваю кивнуть, она уже надевает его, радостно улыбаясь и пытаясь всунуть руки в муку.

- Стоп! Сначала вымой ладошки и пальцы! Только чистыми руками можно что-то готовить! – указываю пальцем на кухонную раковину.

- А мне дадут фартук? Я тоже хочу поучаствовать, - немного насмешливо спрашивает Дэвид, обжигая черными зрачками прозрачных глаз.

- Увы! У меня только два, - сообщаю ему, смеясь и доставая из миски часть теста.

- Папа! А давай ты будешь, как официант в кафе. Помнишь, в итальянском? – видя, что Дэвид не понимает, о чем речь, Мэдди хватает полотенце, вытирает об него руки и тут же принимается, высунув язык от усердия, повязывать ткань вокруг талии отца.

А потом мы все втроем принимаемся за дело. Решаем делать печеные пирожки. Пока я леплю красавцев, Мэдди накручивает каких-то ежей, а Дэвид – уродцев-гоблинов. Перемазанные мукой и абрикосовым сладким соком с хохотом загружаем разнокалиберные пирожки на противень и отправляем загорать в духовку. А через пятьдесят минут, пока выпекается вторая порция, обжигая рот, едим сладкие пирожки, пачкая соком стол и полы в кухне.

Пока дожидаемся второй порции, Мэдди засыпает за столом, уткнувшись лбом в кучку муки. Тихонько посмеиваясь, Дэвид переносит ее в спальню. А когда возвращается, я как-то неожиданно остро понимаю, что мы остались одни, а на дворе ночь и мне давно пора домой. Схватив прихватки, вытаскиваю готовые пирожки и соображаю, как бы побыстрее слинять домой, но так, чтобы это не выглядело бегством.

- Дэвид…, - я поворачиваюсь спиной к столу и внезапно оказываюсь лицом к лицу с соседом, который, оказывается, стоял за моей спиной, - поздно уже. Я, пожалуй, пойду.

Откладываю прихватки и не знаю, что делать дальше: Дэвид стоит и не двигается, если я пойду вперед, то сокращу еще больше и без того маленькое расстояние между нами.

- Да, конечно, - наконец, отвечает мужчина, спустя несколько секунд неловкого молчания, - я тебя провожу.

- Не нужно, тут ведь рядом, - пытаюсь возражать, говорю куда-то в область его шеи, не решаясь поднять взгляд выше, рискуя снова утонуть в черных зрачках.

- Нужно! – звучит категорично, заставляя меня все-таки вскинуть голову и нахмурить брови. – Ты испачкалась…

Сказано хрипловатым, низким голосом, от которого мгновенно бегут мурашки по коже.

- Где? – поднимаю руку к щеке, пытаясь стереть возможные следы муки.

- Здесь, - горячий шепот.

И кончики шершавых пальцев проводят по моей скуле, возле уха, выбив из горла взволнованный вдох. Наши зрачки встречаются и синхронно расширяются, выдавая чувства обоих.

- И здесь, - лицо Дэвида очень близко, его глаза закрывают весь мир, а запах сандала забивает ноздри, проникая до самых легких и кружа голову. Удивительно мягкие губы касаются уголка моего рта, заставляя сердце трепыхаться, как птичка в силках. Простой, почти целомудренный поцелуй, но бьет в голову похлеще абсента.

- Мне пора, - буквально выдавливаю из себя.

- Конечно. Разве я держу?

Конечно, никто меня не держит, сама не могу уйти. Ноги стоят недвижимые, голова совершенно пустая, зато сердце работает за весь организм разом, бешено перекачивая кровь во всякие интимные зоны. Вдыхаю запах сандала, и вместе с очередным глотком аромата ко мне возвращается возможность мыслить, хотя губы Дэвида все еще опасно близко. Я не могу с ним так поступить. Они с Мэдди этого не заслуживают.

Эта мысль отрезвляет мгновенно. Я отодвигаюсь и выхожу из кольца мужских рук, которые действительно не пытаются меня удержать. Почти мгновенно собираю свои пожитки и выскакиваю на выход, чувствуя спиной присутствие рядом Дэвида. Он отбирает у меня миску и провожает до калитки моего дома. Мы идем медленно, молча. Разговаривать не хочется совершенно.

- Дальше я сама, - говорю Дэвиду возле калитки, забирая миску.

- Как угодно, - отвечает, передернув плечом.

Слышу в его голосе недоумение, но ничего объяснять не хочу. В конце концов, мы друг другу никто, и ничего не должны.

- Спокойной ночи, - произношу почти шепотом.

Сосед делает движение ко мне, но я быстрее – ныряю в калитку и закрываюсь прежде, чем он успевает хоть что-то понять. И резво иду к дому.

- И снова абсолютно зря потраченный день! – бубнит мне на ухо бабка, когда я, много позже, лежу в кровати, пытаясь заснуть.

- Ничего не зря, - вяло отвечаю ей. – Завтра встану в девять утра, позавтракаю и пойду за травами, только дай заснуть.

- Ага! Знаю я твое завтра! Опять что-то случится, кто-то придет, или еще что, - не умолкает призрак.

- А я тут при чем? Я никого в гости не приглашаю, знаешь ли… - отвечаю уже сквозь сон.

Бабушка еще что-то