— Я уж и к знахаркам ходил, и отвары ей какие-то давал — бесполезно. Может, вы… может, у вас есть такое зелье? Чтобы смелости придать? Я заплачу! Мукой, крупой… чем сможем.

Я слушала его, и сердце сжималось от знакомой боли. Я ведь тоже когда-то чувствовала себя не такой, неправильной, не соответствующей ожиданиям холодного, блистательного мира драконов. Гордан все время насмехался над моими увлечениями, интересами. Просил быть как все нормальные жены. И со временем я просто стала тихой и правильной.

— Я… я не знаю, — честно сказала я. — Яра делала зелья храбрости, но они… они больше для воинов, для битв. Они грубые. Там нужна не сила, а… легкость. Уверенность в себе. Я не уверена, что смогу. Но я готова попробовать.

Он умолк, безнадежно разводя руками. И этой его растерянности, этой отцовской боли хотелось помочь.

И в этот миг, пока метла ловила в воздухе солнечные пылинки, а Жнец с показным безразличием наблюдал за происходящим, у меня в голове, словно вспышка, родилась идея. Простая и в то же время совершенно новая для меня.

— Федот, — сказала я, и в моем голосе прозвучала внезапно обретенная уверенность. — Я не буду варить для нее зелье.

Мельник ахнул от неожиданного отказа.

— Я создам для нее аромат, — с улыбкой сказала я, уже представляя, из каких ингредиентов буду его собирать.

Мельник смотрел на меня, не понимая.

— Аромат? Но, мадам Алиша, ей ведь не на бал…

— Именно что не на бал, — мягко перебила я его. — Ей он пригодится в обычной жизни, уж поверьте. Вернитесь завтра, ближе к вечеру.

Когда мельник ушел, я подошла к полкам. Что есть уверенность? Что есть легкое, природное обаяние? Мои пальцы сами потянулись к нужным склянкам. Я не думала, я словно чувствовала.

Лепестки белой розы, собранные на рассвете — нежность, чистоту, которую не надо стыдиться. Капля меда с луговых цветов — тепло, внутренний свет, который есть в каждой девушке. Щепотка имбиря — легкую остроту, игривость, готовую пробиться наружу. Кору магнолии — устойчивость, связь с землей, с корнями, желание дать свои плоды. И самое главное… Я взяла маленький хрустальный флакончик. Эфирное масло померанца — радость. Ту самую, тихую, личную радость бытия, которую не отнять.

Я подумала о том, что магический котел для этой работы был слишком громоздким. Вместо него я достала из заветного шкафчика небольшой стеклянный сосуд с длинным горлышком — реторту, редко используемую для самых тонких и летучих соединений. Метла, почуяв нечто новое, зависла позади, наблюдая с любопытством.

Сначала я наполнила реторту чистейшим маслом жожоба — нейтральной, шелковистой основой, которая должна была стать полотном для этой картины. Оно было как тихая, глубокая ночь, готовая принять в себя звезды.

Затем, медленно, почти медитативно, я начала добавлять ингредиенты, проговаривая их суть про себя, вкладывая в них намерение.

Лепестки белой розы. Я не просто бросила их в сосуд, а бережно, один за другим, пропустила через магическую дистилляцию, чтобы в основу просочилась лишь их тонкая сущность, их едва уловимый аромат невинности и достоинства. Он ложился первым слоем — чистый, как утренний воздух.

Капля лугового меда. Я растопила ее на кончике пальца, согревая собственным теплом, и позволила тяжелой, золотистой капле медленно стечь в масло. Она не растворялась сразу, а расходилась мягкими, солнечными лучами, наполняя смесь теплом и светом.

Щепотка имбиря. Я взяла не сушеный, а свежий корень, отрезала тончайший ломтик и с силой выжала из него сок. Пряная, острая нота ворвалась в композицию, как дерзкая улыбка, как готовность к игре. Она не перебивала нежность розы, а оттеняла ее, делая аромат сложнее.

Кора магнолии. Я истолкла ее в самой тонкой ступке в мягкий, бархатистый порошок и, аккуратно взболтав реторту, всыпала его внутрь. Частички коры не спеша опускались на дно, оседая прочным, устойчивым фундаментом, ароматом земли, корней и тихой силы.

И, наконец, настал черед главного — эфирного масла померанца. Я вскрыла хрустальный флакончик, и в воздухе тут же повисла свежая, искристая, пьянящая нота радости. Я добавила всего одну каплю. Но этого хватило, чтобы вся композиция заиграла, словно по волшебству. Тяжелые и легкие ноты сплелись в идеальной гармонии, создавая что-то целое, живое и трепетное.

Я закрыла реторту и, взяв ее в ладони, не стала ставить на огонь. Вместо этого я просто согревала ее теплом своих рук, представляя Лизу — не запуганной мышкой, а девушкой с легкой улыбкой, с прямым взглядом, в котором горит тот самый, только что обретенный, внутренний свет. Я вкладывала в сосуд не просто ароматы, а чувство легкой, естественной уверенности.

Через несколько часов я аккуратно перелила готовый эликсир в небольшой, изящный флакон из темного стекла, чтобы защитить его от солнца. Жидкость в нем переливалась мягким золотом.

Я бережно поставила маленький флакон на стол. Золотистая жидкость внутри словно светилась изнутри собственным, мягким светом.

С полки у камина донеслось ленивое «Мррр-мяу?». Жнец потянулся и пристально уставился на флакон, его нос задорно подрагивал.

— И что это за пахучка? — его голос был густым и вальяжным. — Не похоже на твои зелья. Надеюсь, пахнуть будет приятно? А то от твоих предыдущих шедевров даже орки морщились, прежде чем их глотать. А они, между прочим, тухлую требуху едят. Это тебе не шутки.

Я не могла сдержать улыбку. — Запах хороший получился. И ей не нужна сила воина, Жнец. Ей нужно напомнить, кто она есть на самом деле.

Кот подошел, обнюхал флакон с видом знатока. — Что ж, прогресс налицо. Чувствуется роза… и что-то острое. — Он сел, обернул хвост вокруг лап. — Они все носят маски, эти двуногие. А ты… ты не новую маску ей даешь, а снимаешь ту, что мешает. Позволяешь душе выйти наружу. Наконец-то ты рассмотрела свой истинный дар.

Его слова, несмотря на шутливый тон, отозвались во мне тихим, ясным эхом. Он был прав. Все это время я пыталась варить зелья и мази, как Яра, но мой дар всегда лежал в иной плоскости.

«Принцессой в мюзикле мне быть не довелось, — подумала я, глядя на кота и на флакон. — Но быть тем, кто помогает другим обрести их собственную мелодию в жизни… Это куда лучше».

— Завтра посмотрим, — тихо сказала я.

Жнец в ответ лишь буркнул и ткнулся мордой в мою руку, требуя продолжения банкета. Его молчаливое одобрение значило куда больше, чем многие громкие слова.

Вечером следующего дня