башне по ночам, находится выше, поэтому не останавливаюсь.
Ещё двери. Толкаю их, попадая в просторный, но мрачный холл с каменными стенами.
Здесь снова двери и высокое, но узкое окно, из которого видно большое озеро. Одна из дверей прикрыта тяжёлыми занавесями — выбираю её.
Главное, не дать себе задуматься. Не струсить.
Выдыхаю и вхожу, стараясь унять тяжёлое после бега дыхание.
Тёмная, но явно жилая комната погружена в мягкий полумрак. Изящная дорогая мебель. Пол, устланный коврами. Старинный гобелен. Приятно потрескивает камин, окутывая теплом всё пространство.
Я бы назвала это место уютным, если бы не странный беспорядок. Сброшенные на пол книги, разбитая тарелка из настоящего фарфора. Маленький придиванный столик отчего-то перевёрнут.
Напротив узкого окна спиной ко мне стоит высокая фигура, мешая свету проникать в комнату. Светлая рубашка из тонкого батиста обтягивает широкие мужские плечи, на которые падают пряди тёмно-русых волос.
— Оставь меня, Моран, — глухо. — Я не желаю ничего слышать…
— Это я, — очень тихо.
Его спина напрягается.
— Разве я не запретил тебе приближаться к башне?
— Вы приказали это нанятой на время служанке… но сейчас я не служу вам и подчиняться не обязана.
— Тогда что ты вообще здесь делаешь? Сейчас ты должна уже быть в столице.
Он так и не оборачивается.
— Я не села на корабль.
— Глупая девица.
Его руки опущены, но пальцы сжаты в кулаки, на которых алеют сбитые в кровь костяшки.
Наверное, лорд прав. Я глупая. Потому что не могу себе толком объяснить, зачем стою здесь и почему не уехала в столицу… просто чувствую, что было во всём этом что-то неправильное.
Неуверенно шагаю вперёд.
Шаг.
Ещё один маленький шаг.
Теперь я могу рассмотреть его профиль. Опущенные тёмные ресницы со светлыми кончиками, сжатые зубы… и странно искажённые черты, словно часть его лица сильно отекла, неравномерно перекосилась и почернела.
Думала, что когда увижу его “болезнь”, то пойму, что с этим сделать, но ни о чём подобном в своей земной жизни я не читала и не слышала.
— Всё рассмотрела? — зло.
Он разворачивается, скрещивая наши взгляды.
— Ну чего же ты медлишь? — тихий рык. — Беги! Беги отсюда, маленькая селянка.
Теперь я вижу, что яд затронул лишь часть лица и шею, словно в насмешку оставив нетронутой правую половину. Нос и упрямо поджатые губы тоже выглядят почти обычно, если не считать их неестественной бледности… особенно на фоне почти чёрной кожи на поражённой части лица. Из-за странного отёка кажется, будто, часть лба и бровь давят на левый глаз, отчего он практически не открывается.
Ещё один шаг.
Набираюсь дерзости и протягиваю к его лицу руку.
— Больно? — так и не решаюсь коснуться.
Молчит. Молчит и буравит меня взглядом, в котором злость смешивается со скрытой обречённостью.
— Зачем ты вернулась? — вместо ответа.
— Лекарь не прав. Кровопускание не панацея. Кроме него есть и другие…
— Что может знать мелкая деревенская девица? — с язвительной усмешкой.
Что я могу знать? Действительно. Что? Ещё утром я думала, что смогу помочь… а теперь ни в чём не уверена.
Я открываю рот, чтобы найти подходящие слова, но замираю, когда в коридоре слышатся спешные шаги.
В проёме двери появляется запыхавшаяся Фарие.
— Хозяин, простите! Девка обманом проскочила, — дёргается ко мне. — Сейчас же прогоню и больше такого…
— Выйди вон, Фарие!
Глава 21. Скользкая дорожка
Таэллия
— Выйди вон, Фарие!
Его гневный рык заставляет меня втянуть голову, а Фарие оторопело хватать ртом воздух. Она словно не может поверить, что именно ей, а не мне приказано покинуть комнаты.
— Как прикажете, господин, — брюнетка быстро спохватывается и пятится, опустив глаза. Когда выходит, плотно прикрывает за собой дверь.
Замираю, чувствуя, повисшее в воздухе напряжение, но голос лорда за моей спиной звучит неожиданно тихо:
— Как тебя зовут? — словно и не было в нём мгновения назад ни гнева, ни раздражения.
— Лелька, — выпаливаю, не успев задуматься.
— У тебя нет полного имени или тебе нравится эта домашняя кличка? — произносит это серьёзно, без тени насмешки.
Его слова немного задевают, но приходится признать, что он прав. Меня саму всегда раздражало, что близкие коверкают моё имя совершенно нелепым образом и сколько бы я ни говорила, что мне это не нравится, но эта “Лелька” так ко мне и прилипла.
“Домашняя кличка”. Да, это очень точное определение.
— Таэллия. Меня зовут Таэллия. Можно Тайли или Лия… так называла меня мама, — зачем-то начинаю объяснять, чувствуя неожиданное смущение.
— И какое из имён нравится тебе самой? — впервые его голос смягчается.
— Тайли.
— Хорошо, Тайли. — кивает. — Так что же ты предлагаешь?
Он тяжело выдыхает, спиной облокачиваясь на стену, а я снова набираюсь смелости поднять глаза и замечаю на его лбу нездоровую испарину.
— Я… я не знаю. Но можно попробовать… разное. Всё, что улучшит общее состояние, поддержит печень и почки. Если вы потеряли за последнее время много крови, то сейчас нужно дать ей время восстановиться. Слишком частое кровопускание опасно для жизни.
Получаю в ответ долгий задумчивый взгляд.
— Допустим, я соглашусь. Что ты хочешь взамен?
Пожимаю плечами.
— Ничего. Вы уже сделали для меня больше, чем я могла рассчитывать. Я и так ваша должница.
— Вот как? — приподнимает правую “здоровую” бровь, продолжая изучающе меня рассматривать. — Предположим, я поверил. С чего начнём? — складывает руки на груди.
Вот это его скептичное "поверил" мне совсем не нравится, потому что говорит скорее о недоверии. В горле неприятно царапает обида.
Надо выдохнуть и не принимать это близко к сердцу. Возможно, если бы меня неоднократно пытались убить, я бы тоже подозревала всех и вся… пожалуй, я бы стала даже ещё большим параноиком, чем лорд Кордэйн.
— Для начала обед. Вы голодны? Чтобы быстрее восстановить кровь, нужно хорошо питаться.
Пауза и долгий внимательный взгляд.
— Голоден.
Или из-за этого его взгляда, или из-за тона голоса, но мне кажется, что он вкладывает в это слово несколько иное значение, отчего мои щёки вспыхивают, и я спешу отвернуться.
— Кхм… Я купила немного продуктов… в деревне, поэтому… в общем, у меня есть свежий хлеб