Наследие моих бабушки и дедушки исчезнет за одну неделю.

Хотя, наверное, это и не такое уж наследие, если родители плевать на него хотели. Вот почему последние пару месяцев я проторчала в этом доисторическом доме, ухаживая за сварливой бабушкой. С тех пор как дед умер больше десяти лет назад, у нее был только дворецкий, и теперь, уже после смерти, бабушка фактически отправила все состояние прямиком в жопу — без наследника, который должен был бы взять управление в свои руки, как обязан был сделать мой отец. Но родители никогда и не были ответственными, они выросли с золотой ложкой во рту, получали все блага жизни и… привыкли к ним. Так что вся ответственность, как всегда, легла на меня.

Клара, моя младшая кузина, могла бы приехать и помочь со всем этим, но после поступления в колледж она не может прогуливать занятия, и это нормально. Я все равно предпочитаю справляться сама.

Так бабушка и хотела бы, к тому же у нее было больше дюжины страниц заметок с инструкциями на случай собственной смерти. Контролировала все при жизни и продолжает контролировать из могилы.

Я вдыхаю все еще висящий в воздухе запах сигар и поднимаюсь на ноги, быстро захлопываю ноутбук и иду в столовую разбираться с остальным имуществом.

Встряхнув рыжей гривой, я прочесываю волосы пальцами и собираю их в небрежный пучок, натягиваю розовый свитер ниже, прикрывая бедра, и собираю в охапку все свои вещи.

Бросаю последний взгляд на кабинет, закрываю его для аудиторов, которые придут завтра, и направляюсь по коридору в сторону столовой. Солнечный свет заливает комнату через огромные окна от пола до потолка, играя на кремовом диване с вышивкой, заваленном старыми журналами, неоплаченными счетами и налоговыми бумагами.

Телефон вибрирует.

Обри: Что делаешь? Я скучаю по твоему личику.

Я ухмыляюсь и отсылаю сообщение лучшей подруге.

Я: Разбираюсь с активами бабули, потом заберу Эдгара от ветеринара. Позвоню, когда буду дома.

Из моих губ вырывается что-то среднее между выдохом и недовольным стоном, когда я смотрю на время на телефоне. Осталось всего несколько часов до того, как нужно будет забрать его, а дел — сраная куча. Но я понимаю, что в Румынии сейчас уже глубокая ночь, а она все еще не спит. В последний раз, когда мы разговаривали, у нее были проблемы со сном, но она говорила, что хочет наладить режим.

Я: Ложись спать, Вампирелла.

Обри: ЛАДНО. Поцелуй Эдгара Алана Лапочку4 за меня. ХОХО5

Я приглушаю экран телефона и бросаю его на одинокую диванную подушку, чтобы не разряжать батарею.

Моя лучшая подруга живет в Румынии и это, мягко говоря, не очень удобно. С детства мы были неразлучны, но винить ее я не могу: она живет в замке и встречается с Дракулой.

Сучка.

Злюсь ли я немного из-за того, что она умудрилась найти вампира, даже не пытаясь? Да. Да, злюсь. Но я ее безумно люблю, так что буду поддерживать. Как только разберусь с имуществом, и этот дом продадут, отправлюсь в Румынию на давно заслуженный отпуск.

Будет здорово снова увидеть Дойла — лучшего друга Дракулы-оборотня, и узнать, крутится ли все еще у бедняги в голове та шеф-повар, о которой он не умолкал ни на секунду.

Морща нос, я пробегаю взглядом по комнате и останавливаюсь за всей этой груде бумаг. Честно говоря, в данный момент отпуском было бы любое место, кроме этого.

Пройдет вечность, прежде чем я со всем разберусь. Только неоплаченны счета — гора конвертов, и я постепенно прихожу к мысли, что бабушка перестала платить по некоторым из них задолго до того, как Гарольд додумался начать присваивать ее деньги. Некоторые счета даже датированы пятью годами ранее, и мне становится еще хуже от того, что я не проверяла их раньше.

Я открываю ноутбук, чтобы включить музыку в наушниках, и замечаю новую строку кода, которую точно не добавляла до звонка Гарольду. Брови хмуро сдвигаются на переносице.

Что она здесь делает?

В затылке пульсирует предвестник головной боли, и я ругаюсь.

***

Спустя несколько часов я едва продвинулась со счетами, и вся эта куча кажется мне Эребором6, а коллекторы — Смаугом7. Каждый белый лист добавляется в гору долгов, которую, скорее всего, придется покрыть всем, что Гарольд сумел умыкнуть нечестным путем.

Я снова отшвыриваю телефон на большой кремовый диван и провожу руками по лицу в раздражении. День был адский — слушать о том, как растратилось состояние моих бабушки и дедушки ужасно. При этом из последних тридцати с лишним звонков большинство людей едва выражали соболезнования и предпочитали поставить меня на удержание. Я всегда считала, что справляюсь с потерей близких лучше большинства, но когда автоматическая система диктует номер факса, на который нужно отправить свидетельство о смерти — это новый уровень кринжа, о котором я даже не подозревала.

Банки — бездушные ублюдки.

Я уставилась на эту гору. Хочется просто взять что-нибудь сладкое и смотреть повторы «Золотых девчонок»8, пока не станет легче, как, наверное, этого хотела бы бабушка. Женщина насмехалась над всеми дневными шоу на ТВ, но ни за что не пропустила бы эпизод с Бетти Уайт9.

В детстве мы часто сталкивались лбами, порой я ее даже ненавидела, но, став взрослой, поняла, почему она всегда была такой строгой и твердой, как сталь.

— Голубая кровь, — говорил дед, и она вела себя как пафосная стерва из-за этого. Но будучи дочерью графа, бабушка, Мэриан Теодосия Креншоу, родилась истинной леди и считала, что все ей что-то должны — все без исключения.

Она также считала, что внучка — это маленькая девочка, которую можно показывать в своих кругах и хвастаться на матчах по поло, но это закончилось не слишком хорошо и для нее, и для меня. По крайней мере, не после того, как она узнала о моих ставках на лошадей с мальчишками из клуба поло.

Единственное, что я точно унаследовала от нее — это упрямство. Дед говорил, что когда мы спорим, то будто танцуем на осколках по всему дому.

Плечи опускаются. Я буду так сильно скучать по ней.

Я встаю и потягиваюсь, скрещивая руки над головой с облегченным стоном, только чтобы в следующую секунду плечи снова опускаются вместе с осознанием, что мне скоро