— Ну, а я не забыл. Ты прочитала мне невероятно незабываемую нотацию. Как будто это я виноват в том, что у Саванны все ноги в крови и мозолях, — сказал он, медленно и выразительно закатывая глаза.

Мама нахмурилась.

— Я не за этим читала тебе нотации, Данте, и ты это знаешь.

— О-о-о, что случилось? Что сделал Данте? — я почувствовала, как мой рот растягивается в очень широкой, очень нетерпеливой улыбке.

— Вся причина, по которой у тебя появились кровавые мозоли, заключалась в том, что Данте подстрекал тебя тем, насколько он лучший бегун, — сказала мама.

— Эй, ей не нужно было пытаться доказать, что я ошибаюсь!

— Конечно, нужно, — сказала я ему. — Это своего рода моя работа — всегда доказывать, что ты не прав, бро.

— Я уверена, что ты проявила бы некоторую сдержанность в этой ситуации, если бы только Данте рассказал тебе о своей другой цели, — последнее слово мама процедила так, словно оно было ядовитым на её языке.

— Какая цель? Что я упускаю? — я переводила взгляд с мамы на брата и обратно.

Данте только закатил глаза.

— Мама думает, что если бы я не подстрекал тебя, у нас бы не закончились бинты. У неё была иррациональная паранойя, что я вот-вот размозжу себе голову, а у неё не будет ничего, чем можно было бы прикрыть рану.

— Это было весьма оправданное опасение! — вмешалась мама. — Ты вечно пробовал эти безумные трюки, Данте. Помнишь, как ты пытался сделать сальто назад с крыши старой автобусной остановки?

Так вот какая у него была «другая» цель.

— Ты пытался сделать сальто назад с крыши? — теперь было легко смеяться, так как я знала, что с ним всё в порядке. — Рада, что пропустила это.

Данте иногда был таким тупицей.

— Ты пропустила много интересного, Сави, — сказал он мне. — Я почти справился с приземлением.

— С третьей попытки, — сказала мама, поджав губы.

— Подожди, ты три раза пытался сделать сальто назад с крыши? — я вытаращила глаза на Данте.

Он гордо кивнул.

— Я вижу, что ты впечатлена.

— О, да, я впечатлена… тем, что ты выжил! Ты, должно быть, самый безрассудный человек, которого я когда-либо встречала. Серьёзно, брат, как ты до сих пор жив?

Мама вздохнула.

— Я задаю себе этот вопрос каждый день.

Мой брат махнул рукой, отметая наши опасения.

— У меня всё было полностью под контролем.

Я фыркнула.

— Я удивлена, что ты рисковал получить перелом черепа. Это испортило бы всю… штуку, которая у тебя там происходит, — я помахала руками вокруг его головы, указывая на его растрёпанные волосы. Они всегда торчали в разные стороны.

— Да, у меня потрясающие волосы. Спасибо, что заметила.

— Потрясающие? — я приподняла бровь. — Не совсем то слово, которое я бы использовала.

Где-то высоко в небе загрохотало.

Я подняла глаза и улыбнулась, глядя на завесу облаков над головой.

— Спасибо, что поддержали меня.

— С кем ты разговариваешь? — спросил Данте.

— С духами.

— Моя милая, идеалистичная сестрёнка, — сказал он, обнимая меня. — Это были не духи. Это просто надвигающаяся гроза.

Мама нахмурилась, глядя на быстро темнеющее небо.

— Надеюсь, она не будет плохой.

— В новостях говорят, что, вероятно, она будет сильной, — сказал ей Данте. — Может быть, даже такой же сильной, как тот шторм, который был у нас в Бэйшоре несколько лет назад. Он обесточил весь город. А когда в здании погас свет, Саванна совсем обезумела.

Я покраснела.

— Это было действительно страшно!

— Ты плакала, пока я не согласился пойти поискать фонарик.

— Не самый лучший мой час, — призналась я, вздохнув. — И не твой, Данте. Вместо того, чтобы просто схватить фонарик, ты замахнулся на непосильное.

— Я помню это, — сказала мама. — Я нашла его в своей мастерской, он кряхтел и рычал, пытаясь поднять с земли мой большой резервный аккумулятор.

— Он был действительно тяжёлым! — запротестовал Данте. — А я был довольно тощим одиннадцатилетним мальчишкой, — он напряг впечатляющий бицепс, чтобы показать, что он больше не тот тощий ребенок.

— Он правда был тяжёлым, — согласилась мама. — Вот почему у тебя должно было хватить здравого смысла, чтобы найти взрослого, который помог бы тебе.

— Эм, здравый смысл? У Данте? — я фыркнула. — Ты понимаешь, что это тот самый человек, который совершил сальто назад с крыши? — я подняла три пальца. — Три. Раза.

Данте на мгновение показал мне язык, прежде чем снова посмотреть на маму.

— Я не просил тебя о помощи, мама, потому что знал, что ты не разрешишь мне воспользоваться аккумулятором.

— Он прав, — сказала я маме. — Он хотел взять аккумулятор только для того, чтобы подшутить над группой наших одноклассников.

— А вы с Невадой использовали бы его, чтобы обеспечить себе достаточно света и попробовать новые причёски.

— У нас гораздо больше волос, чем у тебя, Данте. Мы не можем просто плеснуть на голову немного воды и всё готово. Настоящая укладка требует времени и, да, света.

Он закатил глаза.

— Девчонки.

— Что за розыгрыш ты задумал, Данте? — спросила его мама. Она никогда не была из тех, кого можно сбить с толку.

— Я собирался подключить аккумулятор к дверям гаража и заставить их непрерывно открываться и закрываться. Без электричества другие дети подумали бы, что в гараже водятся привидения, — заявил Данте без тени смущения. — И это сработало бы, если бы ты не конфисковала аккумулятор для своих собственных целей.

— Конфисковала? Хорошее слово! — сказала я ему.

— Спасибо! Я пополняю свой словарный запас, чтобы произвести впечатление на Рыцарей.

— Думаешь, это сработает?

— Я не знаю, — пожал он плечами. — Но все уважают мужчин с большим словарным запасом.

— Я думаю, ты путаешь большой словарный запас с болтливостью, — я ухмыльнулась ему. — И мужчину с мальчиком.

— А ты путаешь хитрость с хитрожо…

— Ладно, хватит, — оборвала его мама.

Он сложил руки вместе и бросил на нашу маму невинный взгляд.

— Да, я действительно конфисковала аккумулятор, — сказала она. — Чтобы подсоединить его к холодильнику, чтобы наша еда не испортилась. Это гораздо важнее, чем глупые розыгрыши, — её взгляд скользнул ко мне. — Или новые причёски.

— Да, — согласились мы с Данте, и наши груди затряслись от смеха.

— Эй, Винтерс! Хватит бездельничать! Мы уходим! — крикнул Ретт, товарищ моего брата по команде.

— Что ж, мне пора, — сказал Данте, кланяясь нам и отступая назад. — Увидимся позже, дамы.

Мама обняла меня и Данте, прижимая нас к себе.

— Люблю вас обоих.

— Люблю тебя, мам, — сказали мы ей.

Мама отступила на шаг, но, прежде чем отпустить наши руки, пронзила нас тяжёлым взглядом.

— Разве вы двое не собираетесь сказать, что любите друг друга?

— Нет, потому что это было бы