— Что будем делать? — спросила я, подтянув колени к подбородку.

— Ночевать тут, — просто сказал он. — Искать дорогу в темноте — самоубийство.

Он был прав, чёрт бы его побрал. Но ночевать в Запретном лесу... От одной этой мысли по спине бежали мурашки.

Каэлен, тем временем, принялся за дело. С той же сосредоточенностью, с какой чинил витрину, он собрал хворост для костра, расчистил небольшую площадку. Я наблюдала за ним, и снова поражалась этой его способности — быть то аристократом, то воином, то... просто человеком, который разводит костёр.

Когда огонь наконец вспыхнул, отгоняя сгущающиеся сумерки, я почувствовала себя немного лучше. Мы сидели у костра, жарили на палочках припасённые лепёшки, и на какое-то время стало почти... уютно.

— Знаешь, — сказал Каэлен, глядя на пламя. — Этот лес... он напоминает мне кое-что. Из детства.

— Что именно? — спросила я, с интересом глядя на него. Он редко говорил о прошлом.

— У нас, у Лунных Теней, были свои священные рощи. Не такие... дикие. Ухоженные. Но тот же запах. Та же тишина. — Он помолчал. — Отец брал меня с собой туда, когда хотел поговорить по-мужски. Говорил, что среди деревьев легче думается.

— А о чём вы говорили?

— О многом. Об ответственности. О долге. О том, что сила — это не право повелевать, а обязанность защищать. — Он горько усмехнулся. — Как же я, наверное, разочаровал его.

— Не говори так, — тихо сказала я.

— Почему? Это правда. Я позволил себя обмануть. Позволил свергнуть. Бежал.

— Ты выжил, — возразила я. — Иногда, чтобы выиграть войну, нужно отступить и перегруппироваться. Это тоже тактика.

Он посмотрел на меня через костёр. Его глаза в огне казались почти оранжевыми.

— Ты всегда находишь, что сказать. Даже когда нечего сказать.

— Это дар, — парировала я, и мы оба улыбнулись.

Ночь опустилась на лес окончательно. К нашему костру стали подходить звери. Сначала робко, потом смелее. Маленький лисёнок, пара енотов, даже величественный олень вышел на край поляны и постоял там, прежде чем раствориться в темноте. Они не боялись. Словно чувствовали, что от Каэлена исходит что-то... своё.

— Они тебя не боятся, — заметила я.

— Они чувствуют, что я не чужой, — сказал он просто. — Что у меня есть своя шкура, спрятанная внутри.

Мы смолкли, слушая, как трещит костёр и как где-то далеко кричит сова. Было странно. Сидеть в самом сердце Запретного леса с оборотнем и чувствовать себя... в безопасности.

— Смотри, — вдруг сказал Каэлен и указал куда-то вглубь леса.

Я посмотрела. И замерла. Из-за деревьев, сквозь густую листву, пробивался мягкий, серебристый свет. Он двигался и пульсировал, словно дыша.

— Это... — прошептала я.

— Лунный свет, — закончил он. — Настоящий.

Мы поднялись и пошли на свет, забыв про усталость, про страх. Мы шли, и свет становился всё ярче. И вот мы вышли на поляну. Крошечную, идеально круглую, залитую светом полной луны.

И посреди поляны рос он.

Цветок лунного света.

Он был не большим, но невероятно красивым. Его лепестки были цвета слоновой кости и казалось, что они светятся изнутри, отливая перламутром. Вокруг него витал едва уловимый аромат — свежести, чистоты и чего-то неуловимого, вечного.

Мы стояли и смотрели, заворожённые. Даже Каэлен, видавший виды, казался потрясённым.

— Он... прекрасен, — выдохнула я.

— Да, — согласился он. Его рука невольно потянулась к цветку, но он остановил себя. — Но как его сорвать? Кажется кощунством.

— Бабка говорила, что его нужно попросить, — вспомнила я. — И оставить что-то взамен.

Я подошла ближе и опустилась на колени перед цветком.

— Мы пришли не со злом, — тихо сказала я. — Мы пришли за лекарством. Чтобы спасти жизнь. Пожалуйста, позволь нам взять один твой лепесток.

Цветок словно качнулся на невидимом ветру. Один из его лепестков медленно отделился и упал мне на ладонь. Он был тёплым и пульсировал, как живое сердце.

— Спасибо, — прошептала я.

Я вытащила из сумки маленький мешочек с семенами лаванды — бабка велела взять их «на всякий случай» — и аккуратно положила его на землю, где только что был лепесток.

Когда мы уходили с поляны, я оглянулась. Цветок всё так же сиял в лунном свете, а вокруг него уже вились какие-то ночные бабочки, привлечённые его светом.

— Второй ингредиент, — сказала я, разжимая ладонь. Лепесток лежал на ней, излучая мягкий свет.

Каэлен смотрел не на лепесток, а на меня. Его лицо в лунном свете было серьёзным.

— Ты была великолепна.

— Я просто попросила, — пожала я плечами, чувствуя, как краснею.

— Нет, — он покачал головой. — Ты... ты умеешь говорить с миром. С настоящим миром. Не каждый это может.

Мы шли обратно к нашему лагерю, и лепесток в моей руке светился, освещая нам путь. А я думала о том, что, возможно, бабка была права. Мир действительно был куда шире и чудеснее, чем я думала. И в этом мире вдвоём было не так страшно.

Глава 18. Логово Грима

Мы выбрались из Запретного леса другими — не знаю, как ещё это описать. От лепестка лунного света исходило такое спокойствие, что даже Каэлен, вечно настороженный, шёл расслабленно, почти улыбаясь. А я... я просто несла в руке маленький кусочек чуда и чувствовала, что всё возможно.

Дорога обратно в город заняла ещё два дня. Мы молчали, но это было хорошее молчание — уставшее, мирное. Даже мысль о том, что нас там могут ждать, не портила настроения. Пока.

Город встретил нас вонью, шумом и суетой. После лесной тишины это било по ушам и нервам. Мы пробирались переулками, держась в тени, и я с удивлением обнаружила, что «Зачарованные корешки»... всё ещё стоят. Запертые, с занавешенными окнами, но целые. Никто не вынес моё добро, не прибил опись имущества.

— Бабка сработала, — с облегчением выдохнула