оттолкнулся и прыгнул. Девушка вскрикнула и отшатнулась, но потеряла равновесие, споткнулась о торчащий из земли корень и тяжело рухнула на землю. Запахло прелыми листьями, влажной землей и паленой шерстью. Волк приземлился всего в шаге от жертвы – в темных сумерках слышалось клокотание его низкого рыка. Ладони Анны саднило, ноги не слушались, а в голове билась всего одна паническая мысль – что делать, если он вопьется в нее своими зубами? 
Волк вдруг оказался совсем рядом. Горячее, зловонное дыхание пахнуло ей в лицо. Обнаженные клыки блеснули в отблесках догорающего факела. Анна в ужасе зажмурилась, инстинктивно подняв руки для защиты, ожидая боли и, возможно, конца второй своей жизни.
 Но вместо этого воздух вдруг наполнился густым, вибрирующим гудением, словно кто-то ударил по гигантскому колоколу, погребенному глубоко под землей.
 Анна открыла глаза. Нависший над ней волк замер в почти скульптурной позе. От самой морды зверя и по всему его телу пробежали крошечные, похожие на молнии, синие искры. Они не жгли шерсть, но заставляли мышцы волка судорожно сокращаться. С жалобным, прерывистым скулежом, больше похожим на вопль, он каким-то чудом развернулся прямо в воздухе, отпрянул, будто получив невидимый удар, и, поджав хвост, кинулся прочь в чащу, ломая кусты. Второй волк, то ли сбежал еще раньше, то ли улепетывал следом за вожаком.
 Тишина, наступившая после, оказалась оглушительной. Лишь треск догорающего факела нарушал ее. А из тени позади Анны вдруг шагнула знакомая темная фигура. Герцог Каэлан!
 Без плаща, в черной, облегающей одежде, позволявшей сливаться с ночью. В его руках не было никакого оружия. Только от кончиков его пальцев еще струился легкий, почти невидимый дымок, пахнущий озоном, как после грозы и почему-то жженым железом.
 Его темно-золотые глаза были прикованы к тому месту, где скрылись волки, а на лице застыло выражение холодной концентрации, будто он прислушивался к чему-то, недоступному ее слуху. Наконец герцог повернулся к Анне, несмотря на все еще бивший ее озноб, залюбовавшейся четким абрисом его скул:
 – Вы либо очень храбры, либо безрассудно глупы, чтобы бродить здесь ночью, – произнес он, и его голос, низкий и бархатный, прозвучал громче любого звериного рыка.
 Анна, все еще чувствуя озноб от пережитого, с трудом поднялась на ноги.
  – Мне... нужна бузина. Мой брат умирает от лихорадки, – просто сказала она. Сил на то, чтобы злиться или язвить в ответ на его неучтивость, не осталось.
  Герцог молча смотрел на нее несколько секунд, его темно-золотые глаза, казалось, видели ее насквозь.
  – И вы решили, что лучшая тактика – стать ужином для местной фауны? – в его тоне сквозила язвительность, но не злоба.
  – Мне не к кому обратиться, и времени предпринять что-то более… адекватное, просто не было! – выдохнула она, безуспешно пытаясь стряхнуть грязь с рук и платья.
 Ее спаситель вдруг шагнул ближе. Анна инстинктивно отпрянула, хотя ощутила вдруг жар и желание поступить совсем наоборот, но он лишь протянул руку и... аккуратно снял с ее волос запутавшуюся там сухую ветку.
  – Бузина растет не здесь, – сказал герцог, и его пальцы на мгновение коснулись ее виска. Прикосновение было ледяным, но от него по коже побежали мурашки и сладко заныло в низу живота. – Вы шли в противоположную сторону. В болото.
  Он повернулся, поднял что-то с земли и открыл заслонку, выпустив в ночь теплый свет потайного фонаря, после чего сделал знак следовать за ним.
  – Идемте. Пока ваша глупость не привлекла чего-нибудь более серьезного.
  Анна, все еще под впечатлением от своего спасения и поведения спасителя, безропотно пошла за ним. Вряд ли это было какой-то ловушкой – желай он ее смерти, просто не стал бы вмешиваться в пиршество волков. И эти странные прикосновения… значили они что-то или просто были проявлением жалости к несостоявшейся жертве? Он вел ее уверенно, словно в полной темноте видел каждую кочку, каждый корень. Несколько минут шли молча, и лишь хруст веток под ногами нарушал тишину.
 – Вы знаете, где найти бузину? – наконец осмелилась спросить Анна.
 – Я достаточно давно живу в этих местах, чтобы знать, что где расположено, – последовал лаконичный ответ. Но, подумав, он добавил: – И что здесь происходит. Включая визиты незваных гостей.
 На языке вертелась колкость вроде «почему же тогда вы проворонили поджигателей барона Кригера?», но ссориться с герцогом сейчас было нельзя – что она будет делать, если он просто бросит ее посреди ночного леса даже без факела?
 Наконец, он остановился у небольшого ручья, серебрящегося в проблесках восходящей луны. И указал на растущий у воды куст с характерными соцветиями.
  – Вот то, что вам нужно.
  Анна, не теряя времени, принялась срезать ножом гроздья цветов, стараясь не повредить растение. Герцог стоял в стороне, наблюдая за ней с непроницаемым лицом.
 – Вы не та, кем кажетесь, Анастасия фон Хольт, – вдруг произнес он, и его слова повисли в ночном воздухе, словно вызов.
 Анна вздрогнула, уронив несколько цветков.
  – Что вы имеете в виду?
  – Ваши глаза, – он не сводил с нее пристального взгляда. – В них нет страха перед этим местом. Только... решимость. И еще что-то. Как будто вы смотрите на мир сквозь зеркало. И видите то, чего не видят другие, будто вы, как и ваши призраки, принадлежите другому миру.
 Его слова были настолько точными, что у Анны перехватило дыхание. Она вспомнила свой сон – шампанское, его близкое лицо, ощущение, что он видит ее настоящую.
 – Может, вам просто показалось, – пробормотала она, снова принимаясь за сбор.
 – Мне ничего не «кажется», – он помолчал. – Эта земля... она не для таких, как вы. Именно вы всколыхнули то, что должно было спать. Ваша деятельность привлекает внимание. И не о старом недобром вашем знакомце бароне.
 – Что вы имеете в виду? – Анна пыталась разглядеть его лицо в темноте.
 – Существуют силы куда более древние и опасные, чем мелкий воришка с баронской печатью, – его голос стал тише, но от этого только весомее. – Силы, для которых ваш дом – ключ. Печать. И ваше присутствие, ваша настойчивость... вы расшатываете замОк, который я годами старался держать закрытым.
 Анна замерла с охапкой душистых цветов в руках. Так вот в чем дело. Это не просто суеверия или личная неприязнь.