прибыл и второй гонец — с большим лакированным ларцом. Внутри, уложенное на шелковой подкладке, лежало платье. Оно было сшито из тяжелого атласа цвета лунной пыли — не белого, а холодного серебристо-серого оттенка, который переливался при малейшем движении. Платье не было кричаще роскошным, но его крой и детали говорили о высочайшем мастерстве и безупречном вкусе. Рукава-фонарики, подбитые тканью нежного сиреневого цвета, мягко ниспадали до запястий. Лиф был украшен вышивкой серебряными нитями — тонкий, почти невидимый узор из тех же грифонов, что и на гербе императора, но настолько изящный, что он выглядел скорее как морозный узор, чем как геральдический символ. Юбка, довольно объемная, делала мою талию невероятно тонкой.

К платью прилагалась шкатулка с украшениями. А в ней – легкая диадема с лунным камнем, который мерцал холодным внутренним светом, и серьги с такими же камнями. Служанки, помогавшие мне облачаться, замирали в почтительном молчании, понимая значимость каждого предмета.

Макияж я выбрала соответствующий — подчеркнула глаза тонкими стрелками, чтобы взгляд казался более выразительным, а губы оставила почти естественными, лишь слегка подкрасив их прозрачным блеском. Волосы убрали в элегантную, но не слишком сложную прическу, позволяя паре завитков обрамлять лицо. В зеркале на меня смотрела не провинциальная невеста и не дерзкая чужестранка, а особа императорской крови — сдержанная, элегантная и неоспоримо могущественная в своей новой роли.

Когда я вышла к Витору, он замер на мгновение, и в его глазах вспыхнул не просто интерес, а безмолвное восхищение.

— Ты выглядишь... подобающе, — произнес он, слегка запинаясь, и это было куда дороже любой пышной похвалы.

Он протянул руку, и его пальцы сомкнулись на моих в твердом, но бережном жесте. Еще один щелчок пальцев — и привычный холл дома Адарских сменился сияющим вихрем, а затем мы уже стояли в громадном Тронном зале императорского дворца.

Здесь нас уже ждали. Две шеренги гвардейцев в парадной форме замерли по стойке «смирно». Придворные, столпившиеся по обе стороны от алого ковра, ведущего к трону, затихли, а затем, как по команде, склонились в низком, почтительном поклоне. Шепот, полный любопытства и благоговения, пронесся по залу: «Принцесса...»

И в центре всего этого стоял он — император. Не на троне, а перед ним, словно простой смертный, ожидающий дорогих гостей. На его губах играла легкая, одобрительная улыбка, когда его взгляд скользнул по моему платью и задержался на моем лице. Император видел не просто наряд — он видел принятие своей воли, своего признания.

Император, не скрывая удовлетворения, кивком ответил на наш поклон и жестом пригласил следовать за ним. Мы двинулись по алой ковровой дорожке, обрамленной рядами склонившихся в почтительных поклонах придворных. Шепот, полный любопытства и лести, плыл за нами, но я старалась держать голову высоко, как подобает особе моего нового статуса, чувствуя уверенную опору руки Витора под локтем.

Мы миновали ряд арочных проходов и оказались в Обеденном зале. Он был столь же грандиозен, как и Тронный, но его величие было иного рода. Высокий сводчатый потолок был расписан фресками, изображавшими дары земли и моря — сочные фрукты, спелые колосья, серебристую рыбу, — что создавало ощущение изобилия. Стены из светло-бежевого мрамора отражали мягкий свет тысяч свечей, горевших в хрустальных люстрах и бра. Вдоль стен стояли каменные камины, в которых весело потрескивали огромные поленья, наполняя зал ароматом дымного дерева.

В центре зала тянулся бесконечно длинный стол из темного полированного дерева, способный вместить несколько десятков гостей. Он буквально ломился от яств, сервированных на золотых и серебряных блюдах.

В качестве закуски были гирлянды из запеченных в меду груш, фаршированных орехами и пряностями; серебряные подносы с прозрачным мясным желе, в котором были застыли букеты съедобных цветов; нежные паштеты, украшенные золотой пыльцой.

Основные блюда – это величественный жареный фазан в перьях, восседавший на блюде в окружении засахаренных фруктов; целый молочный поросенок с хрустящей корочкой, из пасти которого выглядывало яблоко; огромный лосось, запеченный в соли и травах, который распадался на нежные пластины при малейшем прикосновении ножа.

Магические деликатесы – небольшие чаши с дымящимся супом, над поверхностью которого танцевали миниатюрные радужные завихрения; салат из листьев, которые на глазах меняли цвет с изумрудного на золотой, если их полить особым соусом; и даже небольшой фонтан из шоколада, в котором струйки жидкости взвивались вверх, против силы тяжести, образуя замысловатые фигуры.

В хрустальных графинах переливались вина всех оттенков — от рубинового до топазового, а также легкие эликсиры, источавшие тонкий аромат персика и мяты.

Император занял место во главе стола, посадив меня по правую руку от себя, а Витора — рядом со мной. По всему залу, следуя нашему примеру, рассаживались придворные. Их взгляды, полные любопытства, уважения и скрытой зависти, то и дело скользили по нам, но особенно — по мне.

Обед начался. Витор, сидевший рядом, был подчеркнуто внимателен — он подавал мне блюда, тихо комментируя их происхождение, и его пальцы иногда касались моей руки, словно желая убедиться, что я здесь, с ним. Император же вел непринужденную беседу, вовлекая в нее и меня, и Витора, и ближайших сановников, давая всем понять, что мы — его близкие.

Я ела, стараясь сохранять достоинство, но внутри все трепетало от волнения и странного восторга. Этот пир был не просто обедом. Это была моя презентация высшему свету в новом статусе. И глядя на сияющее лицо императора и спокойную, уверенную позу Витора, я понимала — меня приняли. Моя новая жизнь, полная магии, власти и, возможно, настоящей любви, началась по-настоящему.

Глава 15

После пышного обеда император жестом пригласил нас последовать за ним. Мы покинули шумный зал и прошли в его малую гостиную — ту самую, где когда-то состоялся наш первый разговор. Воздух здесь был другим — спокойным, пропитанным ароматом старых книг и дорогого табака. Слуги бесшумно расставили на низком столике чайный сервиз и удалились.

Император разлил чай по тонким фарфоровым чашкам. Его движения были медленными, задумчивыми.

— Ну что, племянница? — начал он, откидываясь на спинку кресла. Его взгляд изучал мое уставшее, но одухотворенное лицо. — Первый выход в свет в новом статусе. Каковы впечатления?

— Это было ошеломляюще, ваше величество, — честно призналась я, согревая ладони о горячую чашку. — Все эти взгляды, поклоны. Я чувствовала себя немного актрисой, играющей чужую роль.

— Но роль эта теперь — ваша, по праву крови, — мягко, но твердо возразил он. — И вы справились превосходно. Держались с достоинством,