— Еще хочу. Вив, я люблю тебя…

На моем теле не осталось неисцелованных мест, губы припухли, и тело словно звенело. Осмелев, я рассмотрела Элая везде. И потрогала.

— Вив, сделай так еще…

Под покровом ночи мы прокрались по спящей крепости в душ, а потом и в столовку. Украв целый поднос еды, вернулись в спальню и занялись любовью опять. Я забралась на него сверху и теперь сама выбирала темп, открывая и собственное тело, и наслаждение, которое могу получать и дарить.

А потом уснула в его объятиях, чувствуя спиной ровное биение сильного сердца, и проснулась от сладкого ощущения наполненности. Он был во мне, а его руки неспешно рисовали на моем теле таинственные арканы, и все они означали одно:

— Я люблю тебя, — прошептала я, и на этот раз мы взлетели и рухнули вместе.

Элай ласково целовал мою шею, плечи, и я словно превратилась в невесомое облачко.

— Давай еще разок? — пробормотал он.

* * *

Элай все не верил своему счастью, боялся — что-то вдруг помешает, или Вив придумает какую-нибудь отговорку и снова сбежит. Но она была рядом, с ним, такая красивая… Вся как солнечный луч: искристая, теплая, светлая. В его постели. Голая. Совсем! Плавные линии тела, белая кожа, огненный блеск волос, нежные округлости, дерзкие розовые сосочки, золотой треугольник внизу живота — и всю эту роскошь можно трогать, гладить, целовать, все для него!

А внутри такая мокрая, жаркая, тесная… Элай изо всех сил старался сдержаться, но не помогли ни генеалогия династии Карратисов, которую он вспоминал в уме, ни занудная поэма о великих королях древности, вызубренная когда-то в школе, ни насмешливая физиономия Инея, которого он пытался представить. Все закончилось слишком быстро.

Но Вив, прелесть такая, тут же предложила повторить.

И они сделали это снова и снова, и снова. Восхитительно!

Только один момент был ужасным, когда он решил, что Вив обжигается. Но после первых болезненных ощущений ей нравилось все, что бы Элай ни делал.

Хотя он слегка придерживал пыл — все-таки первый раз. Но Вив охотно откликалась на ласки, доверяя ему полностью. Первое смущение быстро прошло, и она принялась любознательно изучать новую сферу жизни. Элай был счастлив все показать. Да что там — он был просто в экстазе!

Потом Вив тихо спала в его объятиях, нежная, милая, с колечком на пальце — его будущая жена, и счастье было таким полным и чистым, что его крылья распахнулись, как при полете, укрывая ее от всего мира. Элай обнимал ее и чувствовал себя так, будто он и правда великий дракон. Способный на что угодно — хоть горы свернуть! — ради этой чудесной девушки.

Он поспал всего пару часов, и в его снах тоже была Вивиана. Проснувшись, тут же поцеловал нежное плечико, вдохнул аромат волос. Провел ладонью по гладкой как шелк спине, и Вив, поерзав спросонья, изогнулась и вжалась в него теснее, сладко ахнула, когда он не сумел отказаться от предложенного соблазна.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

И эта утренняя любовь, на грани сна и реальности, была такой нежной и нереальной, что Элай словно остался где-то там, на самой вершине удовольствия, которое все никак не кончалось.

А потом, целуя ее шею, плечи, ласково сжимая упругую грудь, уютно уместившуюся в ладони, он спросил:

— Давай еще разок?

И Вив, повернувшись к нему, рассмеялась и, обняв его за шею, поцеловала.

— Вообще-то я уже поняла, что к чему, — шутливо заявила она.

— Кое-какие пробелы наверняка остались, — поддразнил ее Элай. — Но сначала я тебя накормлю. Что хочешь на завтрак?

— А что мы вчера утащили из столовки? — живо поинтересовалась Вив, поворачивая голову к столу, куда они сгрузили поднос.

— Там были булочки и сыр, — ответил Элай, выбираясь из постели как был, голышом. — Так, яблоки, остывший чай… Сейчас я его подогрею. Наконец-то мой огонь пригодится для чего-то приятного. А хочешь, сделаю тебе горячий бутерброд с ветчиной и расплавленным сыром?

— Хочу, — сказала она, садясь на кровати и кутаясь в простыню. — Я буду все.

Вот и Элай так хотел — всего. Он годами довольствовался жалким существованием в дальней провинции, но с него хватит. Все — и не меньше.

— Я люблю тебя, — сказал он чуть позже, глядя, как Вив с аппетитом уминает чуть подгоревший бутерброд.

— Я люблю тебя, — эхом откликнулась она.

И этот завтрак, из подпаленных булок и вчерашнего чая, был лучшим в его жизни. Особенно десерт.

* * *

Сайгат сжал колени, и Ркхутан, сложив крылья, рухнул вниз. Ветер свистнул в ушах, сердце прыгнуло, но перед плато крылья расправились с громким хлопком. Дракон сел на скалы, царапнув когтями камни, и Сайгата окутала блаженная тишина. Здесь, на высоте, не было ни стенаний женщин, ни ругани воинов, ни рева раненых ящеров — только свист ветра в расщелинах и далекий шум моря.

Сайгату хотелось побыть одному. Подумать — как быть дальше. Они понесли большие потери: люди, овцы, припасы, но хуже всего — драконы.

А на него смотрели как на проклятого. Он обещал, что Драхас почти безоружен, что они возьмут его голыми руками. Сайгат призвал кланы, чтобы повести их на бой. И тут сперва знамение с горящей горой и черными крыльями, а потом, откуда ни возьмись, огромная стая драконов. Диких, зубастых и злых.

А с ними только один человек. Черный Огонь.

Ненависть захлестнула Сайгата такой горячей волной, что он стиснул зубы и прикрыл глаза. Перевел дыхание, пытаясь успокоиться и вернуть способность разумно мыслить.

Да, Черный Огонь перешел все границы. Напал на лагерь, нанес сокрушительное поражение. Сайгат понимал — у него было на это право.

Но он назвал себя великим драконом!

Этого Сайгат простить не мог.

Черный Огонь метил на его место. Он привел за собой драконов. Он пытался украсть его славу и его народ. Сайгат знал — слова, что прозвучали в небе, услышали многие. Их передавали шепотом, из шатра в шатер, а еще вспоминали черные крылья, распахнувшиеся на полнеба, и огонь, стекающий по горе. Знамение.

Кое-кто уже говорил, что оно предвещает приход великого вождя. А кое-кто обронил, что в легендах не уточнялось, по какую сторону гор тот должен родиться.

Сайгат заскрежетал зубами от злости, дернул обгоревшую косу. Черный Огонь заронил зерно сомнений, которое