медузами.
Письмо вылетело из ослабевших пальцев и упало на ковёр, но Гермиона, окаменев, не наклонилась за ним. Кажется, она знала, что прочтёт. Наверняка где-то в гостиной была припрятана колдокамера, а если нет — Малфой мог получить неплохие кадры через Омут памяти.
Скандал получится великолепный. Прессе не будет важна правда, она поверит сплетне и раздует историю про то, как Гермиона Грейнджер легла в постель с Пожирателем Смерти. Гарри, конечно не отвернётся, скорее уж действительно постарается что-то предпринять, но остальные члены Отряда Дамболдора наверняка сочтут её любовницей Малфоя, сторонницей консерваторов и предательницей их идеалов. Она, по сути, останется одна — ни друзей, ни сторонников. Гарри — не в счет.
Простой такой, примитивный шантаж. И, конечно, в конце письма будет условие — требование сделать что-то особенное, чего не сделал бы никто другой. Взять под «Империус» Гарри Поттера, к примеру. Или исследовать чей-то разум. Может, раздобыть какие-то наработки Отдела тайн.
Захотелось смеяться.
Её репутация была уничтожена год назад, когда Визенгамот её осудил, а пресса растрезвонила на весь мир о преступлениях подруги Гарри Поттера. Все, кто хотел ее осудить — сделали это еще тогда. Малфой ошибся, думая, что парочка грязных снимков что-то изменит. Если хочет — пусть печатает их на плакатах. Пусть кричит об их связи на каждом углу, если захочет.
— Акцио, письмо, — беспалочковое заклинание сработало, и листок скользнул обратно в руку.
«… охватившая нас обоих страсть не позволила нам закончить разговор, который должен быть закончен. Майкрофт Холмс находится в серьёзной опасности, и она станет смертельной, как только Невиллу Лонгботтому станет известно его имя. Разумеется, Лонгботтом не способен узнать его самостоятельно, однако мне доподлинно известно, что доброжелатель с радостью поделится с ним маленьким секретом в том случае, если не получит информации по Шерринфорду. Я уповаю на то, что ты, благодаря вашим отношениям, сумеешь её раздобыть значительно быстрее, чем я. Целую тебя. Д.М.»
Затошнило.
Пожалуй, если бы Малфой снова одурачил ее зельем и изнасиловал бы, она и то не чувствовала бы себя настолько грязной, как после этого письма. И всё-таки в глубине души она не могла не признать, что это было красиво. Куда красивей, чем можно было бы ожидать от белобрысого хорька, и значительно умнее.
«Что будешь делать, Грейнджер?», — спросила она вслух.
Ответа не было, и она прочла письмо еще раз, уже совсем без эмоций. Повторила про себя. Потом еще раз, и еще, постепенно отсекая всё лишнее, пока не осталось только: «смертельно», «доброжелатель» и «Шерринфорд».
И снова: «Шерринфорд», «доброжелатель», «смертельно».
«Сколько камер следит за моим домом? — Три в общей сложности. Четвёртую, направленную на окна вашей спальни, я позволил себе отключить», — этот разговор был совсем недавно, и, стоя здесь, в этой самой комнате, Майкрофт говорил о слежке с таким видом, словно не сомневался — его власть абсолютна, а контроль над ситуацией полон. Он знал обо всем, что происходило в стране, от его глаз не укрывалась ни одна мелочь, так что ему доброжелатель-Малфой и угроза?
Гермиона дотронулась пальцами до цепочки на шее, но тут же отдёрнула руку — протеевы чары больше не связывали её с кольцом Майкрофта. Это был удобный предлог отложить разговор, но нельзя было воспользоваться им.
Майкрофт должен знать об угрозе даже в том случае, если ей придется рассказать о Малфое и о произошедшем.
Она сползла с подоконника, захлопнула окно, переоделась в маггловкий костюм и аппарировала к дому Холмса, отчаянно надеясь, что сумеет застать его дома.
На улице было неприятно — промозгло и сыро. Туфли мгновенно промокли, снег залепил лицо. Гермиона подошла к крыльцу, потянулась к кнопке звонка, но дверь распахнулась автоматически, перечеркивая опасения, что придется стоять на улице и ждать.
Сам по себе в коридоре включился свет.
Гермиона вошла и тут же увидела Майкрофта — он стоял наверху лестницы и совершенно не выглядел удивлённым.
— Прошу, — произнес он. Гермиона поднялась в кабинет. На столе стоял чайный сервиз на две персоны, от чайника поднимался пар. Майкрофт остановился у стола и задумчиво постучал пальцами по стопке бумаг. Потом мотнул головой, моргнул и сфокусировал взгляд на Гермионе.
В кабинете едва уловимо пахло одеколоном — тем самым. Гермиона думала, что не сможет выносить этот запах, но ошиблась — он по-прежнему был приятен.
— Добрый вечер, Майкрофт, — сказала она спокойно, жалея, что не может надеть маску невыразимца. Так разговаривать было бы легче.
— Добрый вечер, Гермиона, — отозвался он, медленно оглядывая её с головы до ног своими по обыкновению жутковато-холодными глазами. — К сожалению, ваши друзья не отличаются… проницательностью.
Гермиона вздрогнула. Она отлично умела переводить с языка Холмса на общедоступный английский и без труда поняла значение этих слов: «Я знал, что вы в опасности, и пытался вам помочь — к сожалению, ваш друг Гарри Поттер не догадался, где вас искать». А еще он явственно давал понять, что знает если не обо всём, то о многом.
Он отлично угадывал по почти неразличимым и заметным ему одному признакам всю историю той кошмарной ночи, и Гермиону охватил давящий тягучий стыд, который она гнала прочь от себя весь день — как видно, безуспешно. Если бы хоть раз в жизни Холмсу изменила его проницательность, она была бы рада. Чтобы справиться с собой, она заметила нарочито небрежно:
— Я не упрекнула бы их в нехватке проницательности, разве что в недостаточной информированности.
«Если уж на то пошло, то вы могли сказать Гарри, с кем меня видели, или показать записи», — означало это. Конечно, она не обвиняла его в произошедшем — Мерлин, нет! Она сама была виновата, только её глупость, невнимательность, наивность послужили причиной того, что Малфой обманул её, как школьницу. Однако Майкрофт, кажется, принял её слова как обвинение, во всяком случае, в его взгляде что-то поменялось, из сканирующе-холодного он стал отстранённым.
— Как вы узнали, что я… — она сглотнула, потому что слова вдруг застряли в горле, — что мне может потребоваться помощь?
Майкрофту потребовалась почти минута, чтобы дать ответ.
— Немногое на британских островах происходит без моего ведома. И тем более, в Лондоне.
— Ваши камеры?
Он согласно наклонил голову, а Гермиона произнесла, отводя взгляд и обращаясь к настольной лампе:
— Это невозможно. Невозможно следить сразу за…
Она не сразу поняла, что это был за звук, прервавший ее — Майкрофт смеялся. Негромко, но совершенно искренне, не в силах сдерживаться. Она глянула на него и нахмурилась, а он ещё раз хмыкнул