не решались ответить.
– Никто не знает, королева, – произнёс Шушик, опуская голову.
Я обхватила руками голову. Кошмар. Пока я тут, во дворце бардак! Конечно, вряд ли бы я смогла справиться с кем-то вроде колдуна (любого), но удержать от глупости получилось бы. Конечно, теперь вышло, что я не выполнила своих обязанностей. Правда, меня саму утащили бог знает куда, но всё равно…
И Томаш! Ты куда смотрел, ворон ощипанный?! Не говоря уже про королевскую стражу! А ещё крылатыми себя величают!
Я стиснула зубы, чувствуя, как внутри закипает смесь ужаса и негодования. Ну как Марианна могла так безрассудно поступить? Отправиться ночью одна, да ещё и на тайную встречу! Она прекрасно знала, как опасно в этих местах выходить одной в тёмное время суток. Я едва подавила рвущийся наружу возглас раздражения, но тут же поймала себя: нужно быть спокойной и думать трезво.
– А что со служанкой? – спросила я, стараясь скрыть волнение.
Если Бланка была рядом с Марианной, то могла хоть что-то рассказать.
Скржатки переглянулись, и на мордочке Йожи появилось отчётливое беспокойство.
– Её нашли у руин, – тихо ответил он, уставившись в пол. – Бедняжка лежала без сознания и не подавала признаков жизни. Её перенесли во дворец, где лекари пытаются пробудить её, но ничего не выходит.
– На ней… – подхватила Элишка дрожащим голосом, – какое-то проклятие сна. Магическое. Они говорят, что кто-то наложил его, чтобы не дать ей говорить.
Слова застряли у меня в горле. Проклятие сна? Очевидно, кто-то не хотел, чтобы служанка смогла рассказать о произошедшем. Ну, это как раз ясно.
Марианна исчезла, Бланка в беспамятстве – в голове медленно начинала складываться зловещая картина. Опасность для обеих теперь так же недвусмысленна, как прямой удар в челюсть.
После того как скржатки исчезли, оставив меня наедине с тревожными мыслями, я ещё долго сидела в тишине своей комнаты, уставившись в пустоту. Усталость после дня перестала быть приятной. Новость давила на плечи тяжёлым грузом, мышцы ныли, веки опускались, но напряжение от известий о Марианне не отпускало.
Надо поспать. Просто лечь и поспать. Сейчас, если начну метаться по дому, ничего не получится.
Я попыталась лечь и закрыть глаза, надеясь, что если не поддаваться тревоге, то сон всё-таки придёт. Но стоило мне устроиться поудобнее, как перед мысленным взором вставал образ Марианны: голубые глаза, немного аккуратный носик и решительный взгляд. Эта девочка, несмотря на свою юность, обладала необузданным любопытством и тем упрямством, которое привело её в неприятности. Но на этот раз всё было по-настоящему серьёзно.
Я вздохнула. Вертясь с боку на бок, прокручивала в голове слова скржаток.
Почему она ушла одна, даже не предупредив никого? И как получилось, что Бланку оставили под проклятием, как будто специально не давали ей возможности говорить?
Я машинально потянулась к перчатке, лежавшей на тумбочке, и сжала её пальцы, надеясь, что это придаст мне немного уверенности. Но ответа, конечно, не последовало. Магия спала.
Ночь тянулась невыносимо медленно. Тишина комнаты давила, беспокойство за Марианну не давало расслабиться, и каждый раз, когда я закрывала глаза, передо мной вставали всё новые вопросы, на которые пока не было ответов.
В какой-то момент я все же погрузилась в забытье, сквозь которое время от времени пробивались образы и звуки. Но вскоре они оформились в один ясный, почти реальный сон.
Я стояла посреди тёмной и таинственной часовни. Сюда очень давно никто не заходил. Стены покрывали потускневшие фрески, на которых угадывались сцены старинных обрядов и магических ритуалов. Узкие окна были закрыты витражами, через которые пробивался лишь слабый приглушённый свет, окрашивая пол и стены в оттенки тёмно-синего и фиолетового.
Внезапно впереди, у самого алтаря, появилась фигура. Я прищурилась, пытаясь разглядеть её в полумраке, и внутри всё сжалось.
Женщина в длинном чёрном платье, которое струилось по её фигуре, делая почти сплетенной из теней. Платье было украшено серебряными узорами, которые мерцали в тусклом свете, придавая ей вид таинственного существа, явившегося из самой тьмы. Она шагнула вперёд, и моё дыхание перехватило – её лицо было необыкновенно красивым, даже завораживающим, и в её чертах я с удивлением узнала… свои.
Женщина улыбнулась, слегка склонив голову набок, и её глубокие и тёмные глаза, блестели, как два бездонных колодца. Она изучающе смотрела на меня, и в её взгляде читалось нечто странное, почти родственное. Будто она знала обо мне больше, чем я сама.
– Здравствуй, – сказала она, её голос был мягким, как шёпот ветра, но в нём скрывалась сила, которая пробирала до костей. – Я рада, что могу с тобой увидеться.
Я не могла вымолвить ни слова, будто её слова оказались за гранью моего понимания.
Незнакомка в чёрном продолжала пристально смотреть на меня, её улыбка стала чуть шире, и во взгляде мелькнул одобрительный огонёк.
– Вы с Безтважем, должно быть, гордитесь собой, – мягко произнесла она, и в её голосе звучала тень иронии. – Молодцы. Вы сделали всё правильно… особенно забрав с собой раму.
Я замерла, чувствуя, как что-то внутри напрягается.
Рама?
Слова застряли у меня в горле, не в силах прорваться наружу.
Я едва удержала себя от того, чтобы переспросить вслух, но передо мной стояла женщина, говорящая настолько уверенно, что любой вопрос казался пустой тратой времени.
– Простите, – выдавила я наконец, собравшись с мыслями, – но о какой раме вы говорите? И кто вы?
Женщина чуть качнула головой, её русые волосы скользнули по плечам, вспыхнули золотом. Она смотрела на меня с легким удивлением, будто я задала самый странный вопрос на свете.
– Ах, вот как, – протянула она, улыбка на её губах стала чуть мягче, но всё такой же загадочной. – Значит, Безтваж ещё не объяснил? Похоже, он отложил эту часть на потом. Очень в его духе.
Она слегка вздохнула, и её взгляд вдруг наполнился теплом.
– Ты скоро всё поймешь. Будь сильной. А я помогу.
* * *
Я проснулась с тяжёлой и ноющей от боли головой, будто за ночь кто-то успел устроить там маленький фейерверк и танцы. Ладно, не маленький. Поморщившись, я попыталась открыть глаза, но солнечный свет, прорывающийся сквозь окно, ударил так резко и ярко, что я тут же отвернулась. Свет резал глаза, словно мне поднесли зеркало прямо к лицу. Фу.
Повернувшись на другой бок, я услышала пронзительный щебет птиц за окном. Звуки, которые в другое утро могли бы показаться милыми, сейчас казались просто отвратительными – слишком громкими и резкими. Они раздавались так, как будто кто-то решил напомнить мне: природа существует, и ей глубоко безразличны мои утренние