— Что это, оме?

— Memoria. Bonum memoriae[23], - ответил я по латыни, не разделяя волнения искусника.

Ноздри альфы раздувались. Он волновался. Его энергетический каркас полыхал всеми цветами радуги. В голове и промежности начало преобладать красное свечение.

Бля! Ещё немного и он на меня кинется! Рука его с подрагивающими пальцами не отрывалась от моего плеча. Едва уловимый запах корицы с какой-то горчинкой достиг моего носа. А вот и феромоны подоспели! Мой изуродованный омежий организм едва-едва дёрнулся, пытаясь реагировать на феромоны альфы. Но сдерживаемый сознанием успокоился. Мне мужики не нужны! МНЕ МУЖИКИ НЕ НУЖНЫ!

Я отшагнул от альфы, сбрасывая его руку:

— Quid refert apud te?[24]

— Ignosce mihi, ome[25] — смущённо пробормотал альфа.

Я застегнул костяные пуговицы рубашки, натянул сверху свитер (или кофту, чёрт его знает!) крупной вязки и накинул тулуп. А, вот и повязка нашлась!

— Ome, mirum olfacies[26], - начал альфа, — non habes quis?[27]

— Ego sum artifex. Maritus meus Magna Potentia est[28] — отвечал я, завязывая глазные впадины своей повязкой.

— Supplico per un grande aiuto[29] — альфа с небольшим поклоном приложил руку к груди.

— Ergo. Eamus per[30], - я взял из рук стражника малахай.

— Ita quidem. Interroga te[31], - альфа, по-прежнему, смущаясь, показал рукой вверх, на лестницу.

Мы поднялись наверх. Прошли по коридору. Я с трудом видел людей сквозь стены в двух-трёх метрах от себя. Дальше — никак.

— Садитесь, оме, — альфа предложил мне стул, судя по всему, в своём кабинете.

Я сел.

— Продолжим, оме, — альфа закрыл дверь и мы оказались вдвоём.

— Dictum est mihi quod eras in domo ubi Henie et Dibo interfecti sunt. Estne ita vero?[32], - снова перешёл на латынь альфа.

— Ita, ego eram illic[33], - ответил я.

— Quid hic agis?[34] — опять обратился ко мне альфа.

— Veni et vidi cadavera et sanguinem. Omnes mortui sunt[35], - выдал я (вправду, ведь, видел, никто не опровергнет).

— Bene. Quid deinde factum est?[36] — продолжил допрос альфа.

— Sensi male[37], - опять не соврал я (неважно в какой момент мне стало плохо, было же).

— Ita. O daemon?[38] — продолжал альфа.

— Non vidit eum in domo sua[39] — я действительно не появлялся в демонском обличии в доме.

— Nomen tuum?[40] — вдруг резко спросил альфа.

— Шварцман. Оме Шварцман, — ответил я по-немецки.

— Bene. Homo negro?[41] — уточнил искусник.

— Satis ita[42] — ответил я.

— Quid erat daemon Unumoculum de?[43] — снова задал острый вопрос альфа.

— Non tam bene, quam tu vides[44], - действительно нельзя быть здоровым без костей в руках и ногах, — Dic mihi, quomodo te alloqui possum?[45]

— Interroganti Hugo[46] — дал мне ответ альфа.

— Bene.[47] Дом на улице Кожевников. Жёлтый. В подвале дети. Двое, — сжимая скулы проговорил я, — Дети искалечены… Это дом Герхарда Затейника, — я сглотнул, — Дознаватель Гуго, Затейник не должен жить…

— Откуда вам известно о детях, оме Шварцман? — встревожился альфа.

— Позвольте я умолчу об этом, — ответил я, — Пошлите за детьми людей.

Альфа вышел из кабинета, я слышал, как за дверью раздаются голоса. Он о чём-то переговорил с начальником стражи, оказавшимся поблизости.

Крики, топот копыт за окном.

Через некоторое время уехавшие вернулись — я услышал. Хлопали двери. К кабинету приблизились сигнатуры дознавателя и начальника стражи.

Дверь открылась.

— Оме Шварцман, ваши слова подтвердились. В подвале действительно нашли детей…, - начальник стражи задохнувшись от гнева, замолчал.

— Теперь, надеюсь, меня отпустят? — поднял я голову на вошедших.

— Да… я вынужден это сделать…, дознаватель Гуго, — начальник стражи кивнул на альфу-искусника, — убедился, что вы не лгали на допросе.

— Так это был допрос? — я повернулся к дознавателю.

— Ну что вы, оме, как можно, мы просто беседовали, — откликнулся искусник.

Я усмехнулся.

— Что вы намерены делать с найденными детьми? — обратился я к начальнику стражи.

— Ну-у… пока у нас побудут. В лазарете… — ответил он мне.

— А потом?

— А потом? Пристроим куда-нибудь. Они же… маленькие ещё. Лет десять-одиннадцать… Тварь! — произнёс фон Эстельфельд.

— Господин Отто, если возможно, выслушайте моё предложение, — я встал и осторожно подошёл ближе к альфам, боясь наткнуться на мебель в незнакомом помещении.

Нашарил стол и сел на его край.

— Дом…, - я помолчал, — дом в котором жили… Он же пустой… Наследников, как я понимаю, нет… детей туда можно. Найти к ним семью какую-нибудь бездетную для ухода. Вы, — я обратился к начальнику стражи, — заглядывать будете. Я тоже заходить буду… А деньги…

Я снова помолчал, вспоминая ставших мне дорогими людей.

— Деньги у Одноглазого были. Всё, что он у Хени и Дибо забрал. Там хватит… Надолго, — проклятая омежья эмоциональность не давала мне нормально говорить.

Транслируемые мной эмоции зацепили и альф, находившихся в кабинете.

— Оме, — начал начальник стражи, — я по прежнему повторяю, что не хочу видеть вас в городе. Там, где вы — там смерть!

— Господин Отто, мы с вами уже это обсуждали, — начал я, — я не могу не приходить в город. Да, я здесь не живу, но я не могу тут не появляться! Давайте договоримся так…

— Нет, оме, единственное условие, на котором я пущу вас в город — это сопровождение моими людьми! — взвыл начальник стражи.

Я замолчал. В конце-концов, что я теряю? Ну, будет ходить за мной стражник… пусть ходит. Ещё и поэксплуатирую его. Вещи таскать будет.

— Ладно, — я поднял руки в знак согласия, — но это должен быть стражник в форме с оружием. И ещё, я согласен ходить с ним, но ограничений в передвижениях я не потерплю. Кроме того, мне нужно помещение, здесь в кордегардии — я буду приходить туда, а потом выходить в город (мне до весны недолго осталось).

Фон Эстельфельд согласно кивнул головой. Искусник, стоявший рядом с ним не возражал и