— Мы хотели обсудить Майкрофта Холмса, — напомнил ей Малфой, и она рассмеялась:

— К Мордреду Холмса. Не хочу о нём ничего слышать.

В самом деле, какое ей было дело до Майкрофта Холмса и прочих политических дрязгов? Она никогда не хотела участвовать в политике, не хотела быть к ней причастной — и сейчас, в вечер, который она проводит с самым приятным из знакомых ей мужчин, она точно не собиралась забивать себе этим голову.

— Как скажешь, — подхватил её смех Драко, — я тоже не слишком-то хочу о нём говорить. Тем более, что есть темы интересней.

Как-то незаметно он немного придвинулся к ней, и теперь сидел не напротив, а рядом, и под столом их колени соприкасались.

Вино, сыр, кажется, устрицы — Гермиона едва ли могла бы назвать точно, что она ела и пила, потому что с каждым мгновением все больший смысл приобретал находившийся рядом Драко.

До сих пор она спала, а теперь очнулась: мир, серый и тусклый, расцветился яркими красками. Всё вокруг было воистину прекрасным: и ресторан, и стол, и искусно расписанные плафоны, — но центром вселенной был Драко. Это из-за него сердце Гермионы стучало чаще, благодаря ему ей хотелось смеяться от счастья.

— Я никогда не надеялся, что ты будешь смотреть на меня так, как смотришь сейчас, — прошептал он ей на ухо, обжигая дыханием тонкую кожу. — Ты ведь всегда меня презирала.

Презрение было забыто: оно осталось где-то там, в далёком прошлом, а в настоящем ему не было места — в Драко не было ни единой черты, заслуживающей порицания. Она попыталась вспомнить, из-за чего они враждовали, но на ум приходила только ничего не стоящая ерунда, детские ссоры, обиды, о которых было стыдно вспоминать.

— Это было глупо, — тоже шёпотом ответила она, — мне никогда и ни с кем не было так хорошо, как сейчас.

Мерлин, она говорила правду. Никогда за всю свою жизнь она не испытывала ничего подобного. Даже когда…

Внутренний ментальный удар был сокрушительным, голова взорвалась болью такой силы, что Гермиона вскрикнула и едва не лишилась сознания. Окклюментный щит осыпался крошевом мыслеобразов, и её захлестнул поток воспоминаний, имя которым было «Рон».

Там, в воспоминаниях, он целовал её, обнимал, прижимался головой к её плечу, а здесь, в реальности, Драко Малфой придерживал её за спину и что-то говорил как будто обеспокоенным тоном.

— Глоток вина, и тебе станет лучше, — с трудом сумела она расслышать.

В воспоминаниях Рон был живым, настоящим, близким, а Малфой — далёким и омерзительным, но постепенно она выплывала в реальность.

Край бокала коснулся её губ, она машинально глотнула, и ей стало легче. Шум в ушах пропал, в сознании прояснилось, она выдохнула и пробормотала:

— Извини, не знаю, что произошло.

Драко выглядел обеспокоенным и предложил:

— Давай пройдёмся, тебе лучше подышать свежим воздухом.

Он рассчитался, и они вышли на улицу. Прохладный осенний воздух и правда подействовал, и к Гермионе вернулось прекрасное расположение духа. Она улыбнулась Драко и взяла его за руку, наслаждаясь прикосновением и близостью. Он покачал головой и спросил:

— Не окажешь мне честь быть гостьей в моем доме?

Как ни странно, Гермионе, хотя она и всем своим существом стремилась быть ближе к Драко, эта идея не понравилась: в ней было что-то ошибочное, ложное, даже порочное. Она нахмурилась, пытаясь разобраться, в чём дело — почему она не желает отправиться в дом к мужчине, которому целиком и полностью принадлежит её сердце?

Потому что Майкрофт Холмс этого не одобрил бы.

Она расхохоталась, понимая, что хохот слегка истерический, но не находя в себе сил сдержаться. «Грейнджер, что за бред?», — одёрнула она себя. Майкрофт Холмс не имел никакого влияния на ее решения и поступки ни в прошлом, ни, тем более, в настоящем.

Она обернулась и встретилась взглядом с чёрным глазом камеры, направленном прямо на неё. Она почти не сомневалась в том, что защитные чары ресторана всё ещё действуют, но нервно сглотнула — камера смотрела слишком пристально.

Рука Драко легла Гермионе на талию, его губы коснулись её щеки, и этот почти невинный поцелуй оказался решающим. Она выдохнула и первой нашла губами губы, он обхватил ее за плечи и ответил на поцелуй. Мир вокруг плыл и качался, в ушах звучала волшебная музыка.

Гермиона крепко зажмурилась, чтобы не упустить ни одной ноты этой симфонии. Она ни с кем не целовалась уже слишком давно, ощущения были забытыми, поэтому ещё более яркими. Губы Драко — влажные, горячие, — были сладкими на вкус, и каждое их прикосновение усиливало и без того едва выносимое желание.

Гермиона зарылась пальцами в его волосы, тут же запуталась в длинных прядях, стянутых шёлковой лентой, прижалась к нему всем телом — и оказалась втянута в воронку аппарации. Мир потемнел, лёгкие сдавило, а когда перемещение закончилось, они оба оказались в хорошо знакомом Гермионе месте — гостиной Малфой-менора.

Глава семнадцатая

Едва тяжесть аппарации спала, Гермиона выдохнула и ещё крепче прижалась к Драко, чувствуя, как его руки начинают движение по её телу, расстёгивают и отбрасывают в сторону мантию. Она неловко нащупала узел его шейного платка и попыталась распутать, но пальцы дрожали слишком сильно. Драко помог, развязал платок и скинул мантию, оставшись в брюках и белоснежной рубашке.

— Гермиона, — прошептал он, покрывая быстрыми влажными поцелуями её шею, и Гермиона задрожала — Мерлин, сколько времени она не думала ни о чём подобном, не думала о желании. Но теперь она чувствовала его, горела им. Имя Драко сорвалось с её губ неосознанно, в ответ на чувства, которые он пробуждал.

Когда платье упало к её ногам, Гермиона тихо охнула, но стыда не было. Рубашку Драко она развеяла магией и жадно прижалась к его обнажённой белоснежной коже, закрыла глаза, вдохнула в лёгкие его запах.

Не тот.

Запах был как фальшивая нота в звучащей в душе симфонии. У Драко был тяжёлый цветочный одеколон, совсем не похожий на тот, которым… Боли не было, но душу Гермионы как будто разорвало надвое, сознание расщепилось.

Она видела саму себя, жадно целующую Малфоя, выгибающуюся под его ласками. Они оба уже были практически без одежды, на Малфое оставались старомодные до истерического хохота панталоны по колено, а на ней самой — скромные трусики из маггловского магазина, едва ли более эротичные, чем панталоны.

Та Гермиона сходила с ума от желания и готова была отдаться проклятому хорьку