— Я ж не всерьез, а чтоб сноровку воровскую не потерять. — отозвался Гвидо. И сделал шаг вперед, одновременно вытаскивая что-то из-за пазухи. Улыбнулся подойдя к королю, — вот, удача моя… Чтобы и вам повезло, ваше величество, Дары собрать…

Он протянул Фиодору крохотное, на женскую руку, колечко.

— Возьми, ваше величество… От матери мне досталось. Она дюже ловкой карманницей была. И меня научила…

— Благодарю тебя, Гвидо, — Фиодор осторожно забрал кольцо у вора, об удаче которого знал с самого детства. В Нижнем городе поговаривали, что если бы Гвидо не был бы таким бестолковым балаболом, то был бы правой рукой Гирема, вместо Жерена.

— Да, чего уж там, — махнул рукой он. — Ельку-то нашу мы все крепко уважали. Особливо после того, как она этого завалила одни ударом… как там его звали -то? Вот, жеж! Запамятовал! — хохотнул Гвидо. — А Ельку еще наши внуки и правнуки помнить будут. Песни о подвигах ее слагать. А я им скажу, мол, дед-то ваш тоже не рыльцем деланный. Тоже поучаствовал в делах Великой! Пусть гордятся!

Он развернулся и потопал в толпу, из которой выходили люди, готовые расстаться с Дарами…

Ночь уже вступила в свои права. Яркие звезды сияли как тысячи крохотных факелов, освещая приличную горку артефактов, отданных для Елины…

Кто-то притащил большую корзину, чтобы сложить амулеты. И Фиодор сам, присев на корточки, бережно складывал их, чтобы унести к себе в шатер.

Лирия, держа в руках факел подошла к нему… Все это время она стояла за его спиной, смотрела на него и молчала. Он чувствовал ее взгляд кожей, но тоже ничего не говорил. Не знал, что сказать, как не сделать еще хуже, не расширить ту трещину, что появилась между ними.

— Я согласна, — произнесла она, бросив поверх собранных артефактов целую горсть своих амулетов.

Фиодор поднял взгляд и взглянул на нее снизу вверх. Лирия отвела взгляд и хотела уйти, но он успел встать и схватить ее, не позволяя сделать шаг…

— Лирия, — выдохнул он, обнимая и прижимая к себе, — ты не представляешь, как я тебе благодарен. Я обещаю, я сделаю все, чтобы мы жили счастливо.

Она на миг застыла в его руках, а потом обмякла и прильнула, обнимая в ответ…

— Я очень надеюсь, что наша дочь ничего не будет помнить из прошлой жизни, — прошептала она, чувствуя, как впервые за много лет, глазам стало горячо от слез. — И она будет любить меня, как свою мать… А я… Я постараюсь полюбить ее…

— Лирия, — прошептал король. — Я так сильно люблю тебя.

— А я тебя, — всхлипнула будущая королева. И улыбнулась сквозь слезы. — Только ты не говори никому, а особенно Вайдиле, что я рыдала у тебя на плече. А то они меня не поймут.

— Не скажу, — кивнул Фиодор, — обещаю…

Круглая луна равнодушно смотрела на целующуюся парочку. В ее тени пряталась Великая Мать. Она улыбалась. Впервые за много веков, она чувствовала себя легкой и свободной. И даже запрет на использование Божественной силы уже не казался таким тяжелым, как несколько мгновений назад…

* * *

— Ы-ы-ы, — Нюнь поднял голову и прислушался. В Цитадели было тихо… Так тихо, что он слышал как капли клепсидры отсчитывают время в центральной башне, которая до сих пор оставалась недоступной для людей.

Бывший нищий медленно поднялся с постели, прислушиваясь к тишине. А потом достал из-под подушки старый, костяной рог. Внутри брякнула монетка в одну гринку, которая появлялась там каждую полночь.

Но сейчас она не интересовала Нюня. Он сжал рог в ладони и осторожно, чтобы никто не слышал ни звука, приоткрыл скрипучую дверь. Протиснулся в щель и, придерживаясь рукой за стену, заскользил по коридорам Цитадели. Он шел так, как будто бы точно знал, куда идти. Но самое удивительное, что вся стража, мимо которой он проходил, засыпала за мгновение до того, как он появлялся в их поле зрения. И просыпалась, когда он оказывался далеко за их спиной.

Нюнь добрался до центральной башни меньше, чем за четверть свечи. Стражи возле этих дверей не было, какой смысл охранять то, что и так недоступно. Нюнь оглянулся, чтобы убедиться, что вокруг никого нет, и одним движением проник внутрь…

Тишина, царившая в центральной башне, была не такой, как во всей Цитадели. Там нет-нет, да были слышны голоса воинов, охранявшей сон, бряцанье их оружия, храп спящих людей или плачь проснувшегося ребенка… Детей в Цитадели было так много, что им с Тайкой, снова пришлось организовать детский сад. Как в Южной пустоши… Он всегда любил детей…

Здесь же даже звуки его шагов гасила мягкая пыль, устилавшая пол, словно толстый ковер. Удивительно, как быстро приходит в запустение место, куда не могут попасть люди…

— Ты пришел, — в пыльной пустоте церемониального зала из мягких солнечных искр поялвилась полупрозрачная фигура Великой Матери.

— Ы-ы-ы, — провыл Нюнь и протянул Ей рог, — ы-ы-ы!

— Ты уверен? — Она шагнула к нему и обняла… — Ты можешь оставить его себе… В нем не так много силы…

— Ы-ы-ы, — помотал головой бывший нищий. — Ы-ы-ы…

— Да, ты прав, она достойна, — Великая Мать улыбнулась. — Хорошо, я заберу его…

— Ы-ы-ы… — Он умоляюще взглянул на нее. — Ы-ы-ы…

Великая Мать нахмурилась. Ее хорошее настроение моментально исчезло, оставив только ярость.

— Нет! Даже не проси! Я никогда не отпущу тебя, слышишь⁈ Никогда!

— Ы-ы-ы…

— Ты сам виноват, — закричала Она, — если бы ты не упрямился, то я подарила бы тебе другое тело. Да, я про Дишлана. Тебе стоило только попросить, и он не умер бы!

— Ы-ы-ы, — провыл он в отчаянии, уронил Рог на пол и, опустив голову, пошел прочь.

— Ты не можешь все время бегать! — закричала Она ему вслед. Он не ответил. — Тебе стоит только сказать, что ты любишь меня! И все!

Но Нюнь даже не оглянулся. И тогда Великая Мать, топнув ногой в бессильной ярости, исчезла, оставив после себя несколько золотистых пятнышек, которые медленно гасли в темноте ритуального зала.

Он устал… Неприкаянная душа слишком долго металась по