В душе шевельнулось колкое сомнение, но я, упрямо тряхнув головой, отогнала его прочь.

Сунула перстень в карман, дневник барона сжала в ладони.

И пошла к выходу. Приоткрыла дверную створку и осторожно выглянула в спальню. Миссис Крейн всё ещё спала, тихо посапывая и временами причмокивая губами. Седые волосы выбились из-под платка, морщинистое лицо в свете лампы казалось восковым.

Мой взгляд упал на тумбочку у кровати барона. Там стояло несколько склянок с какой-то жидкостью, рядом с ними ложка с остатками какого-то порошка. Лекарства? Или яд, медленно убивающий бедолагу?

Не давая себе времени передумать, прокралась к столу, положила на него блокнот, взяла все три склянки и подошла к окну, где на широком подоконнике стоял горшок с давно засохшим фикусом, жалкий скелет когда-то роскошного растения. Быстро, стараясь не шуметь, вылила содержимое бутылочек в сухую, потрескавшуюся землю. Жидкость впиталась мгновенно, оставив после себя резкий травяной запах с какой-то металлической ноткой. Наполнила опустевшую тару водой из графина и вернула всё на место, как было.

Миссис Крейн зашевелилась, громко зевнула. Я буквально обмерла, не смея даже дышать. Её лавка противно заскрипела, когда сиделка начала потягиваться. Я, недолго думая, метнулась прочь, на ходу пряча дневник за пазуху. Выскользнув в коридор, прикрыла дверь и только сейчас позволила себе глотнуть живительного воздуха. Энни ждала меня там, где я её и оставила. Лицо помощницы было бледным, а большие карие глаза полны дикого страха. При моём появлении она знатно подпрыгнула, но, увидев меня, с облегчением выдохнула, прижав дрожащие руки к, ходившей ходуном, тощей груди.

– Слава богу! – прошептала она. – Я уж думала…

– Тс-с-с, – я приложила палец к губам. – Идём отсюда.

И мы поспешили прочь, стараясь ступать как можно тише. Уже достигнув лестничной площадки, услышали шаги на первом этаже – кто-то из слуг встал раньше обычного.

Энни схватила меня за руку, потянув в сторону. За массивным гобеленом, с выцветшим изображением охотничьей сцены, оказалась неглубокая ниша. Мы втиснулись туда и затаили дыхание. Ткань пахла пылью и плесенью, в нос забилась какая-то ворсинка, отчаянно захотелось чихнуть.

Мимо прошаркала сонная Гарета, неся на подносе неплохо пахнущий завтрак. Она широко зевала на ходу, не глядя по сторонам. Дождавшись, пока звуки её шагов стихнут, выбрались из укрытия.

– Пронесло, – шепнула Энни, отряхивая платье от пыли.

Остаток пути до заброшенного крыла прошёл без приключений. Только оказавшись в своей каморке, я позволила себе расслабиться. Ноги подкашивались от напряжения, сердце колотилось, как бешеное.

– Миледи, что вы там делали так долго? – спросила Энни, наливая воду из кувшина в кружку. – Я места себе не находила! Всё порывалась пойти за вами, насилу удержала себя.

– Нашла кое-что важное, – уклончиво ответила я, делая несколько жадных глотков. – Но об этом позже. Лучше скажи, как попасть на чердак?

Девушка ответила сразу же:

– На третьем этаже, прямо над вами, такая же комнатушка, только там лестница, ведущая на чердак. Но зачем вам туда? Там грязно, пыльно.

– Отлично. Там наверняка найдутся вещи, которые могут мне пригодиться.

– О, точно! А я об этом и не подумала! – глаза служанки загорелись энтузиазмом. – Жаль, что я не могу пойти с вами, – тут же взгрустнула она. – Гарета раскричится, в поисках меня. Ах да, – уже у самых дверей, Энни обернулась и вынула из кармана своего фартука серую тряпицу, завязанную в узелок. – Это соль, подумалось, что так овощи будут повкуснее.

Я благодарно обняла помощницу и, вернувшись на свою лавку, взяла со стола две морковки. Задумчиво захрустела. Мой желудок тут же взбунтовался против такого угощения, нынешнему телу подобные «детоксы» были явно противопоказаны: платье висело мешком, а рёбра проступали под кожей, словно клавиши рояля. Эдакий рацион куда быстрее Дарены сведёт меня в могилу.

Впрочем, было и кое-что хорошее – рёбра болели значительно меньше, а затылок так и вовсе перестал беспокоить. Чудеса, да и только.

Приглушив овощами стоны в животе, решила действовать и отправилась изучить чердак. Прихватив с собой платок, пошла на третий этаж, следуя указаниям Энни. В самом конце нашлась неприметная дверца, которая поддалась со скрипом, достойным фильма ужасов, осыпав меня пылью и какой-то трухой. Пришлось отступить, откашливаясь. Второй попыткой удалось протиснуться внутрь. Узкая деревянная лестница вела вверх, в темноту. Ступеньки скрипели под ногами, одна даже опасно прогнулась. Крышка, перекрывавшая проход, поддалась тоже далеко не сразу, я даже взопрела и плечи с шеей неприятно заныли, но отступать не в моих правилах, поэтому я пыхтела и давила, в итоге добившись желаемого – препятствие сдвинулось-таки в сторону.

Чердак оказался просто огромным! Помещение под самой крышей тянулось над всем западным крылом. Сквозь слуховые окна пробивались косые лучи утреннего солнца, с танцующими в них мириадами светло-золотистых пылинок. Пахло запустением и… мышами.

Повсюду громоздились горы всякого хлама: сундуки, сломанная мебель, какие-то свёртки. И всё это щедро покрыто толстым серым слоем грязи.

Делать нечего, придётся всё тут облазить. Прикрыв нос платком, принялась за работу.

Первый сундук разочаровал: изъеденные молью портьеры, всё в мышином помёте. Второй набит испорченными влагой письмами и документами. А вот с третьим мне, наконец-то, повезло.

Набор потемневшей оловянной посуды, аккуратно завёрнутой в грубую холстину. Тарелки разного размера, миски, кружки, даже небольшой котелок с крышкой. Не серебро, конечно, и не фарфор, но мне ли привередничать? Рядом нашлись столовые приборы, тоже почерневшие от времени, но это дело поправимое.

В дальнем углу чердака, за грудой сломанных стульев обнаружила ещё несколько сундуков. Первый оказался доверху набит женской одеждой. Я осторожно вынимала платье за платьем, отряхивая от мусора. Все они, если сравнить с тем, что я видела на Дарене, вышли из моды. Два из бархатных, три из тонкой шерсти. И над всеми потрудилась моль, но, слава богу, ничего непоправимого.

Провела рукой по выцветшему бархату, когда-то он был сочного алого окраса, как вдруг перед глазами мелькнуло что-то похожее на воспоминание. Женщина в этом же платье, склонившаяся надо мной. Тёплые руки поправляют одеяло. Запах лаванды. Тихий голос, напевающий колыбельную…

Тряхнула головой, отгоняя наваждение. Это память тела, не моя. И всё же стало как-то… щемяще грустно. Айрис лишилась мамы совсем маленькой, а теперь вот и отца-опекуна теряет.

Нашлись и более практичные вещи: пара крепких башмаков на низком каблуке, старый дорожный плащ с капюшоном. Всё это я заберу с собой.

Последний