По кругу вокруг помоста вспыхивают костры, открывая взору не только сцену, но и широкий круглый стол, накрытый разнообразной едой. Смертные Боги приближаются, любопытство становится сильнее их дурных предчувствий. Сегодня вечером в воздухе витает напряжение, и, несмотря на то, что в ночной темноте ощущаются последние признаки зимы, прохладный слой пота покрывает мою кожу.

Там, где они чувствуют тревогу, я чувствую только предвкушение. Это мое насилие длилось целую вечность. Оно зовет меня, голос ярости такой хриплый и дребезжащий, что становится ясно, что оно уже давно вызывает ко мне.

Останавливаясь перед столом, я опускаю взгляд. Моя верхняя губа с отвращением отворачивается, обнажая зубы. На одной из самых больших тарелок лежит голова кабана. Другая наполнена дымящимся тушеным телом оленя. Когти тигра, отрезанные и поданные в качестве закуски. Животное за животным выставлены напоказ в качестве псевдо-дани Охоте.

Я вижу их лица — Смертных Богов, убитых в этом забытом месте.

— Это не… — Вопрос Теоса звучит хрипло и натянуто от едва сдерживаемого отвращения.

— Так и есть, — подтверждаю я, и он отдирает руку от края стола, чуть не спотыкаясь в спешке, чтобы уйти. — Блядь. — Он исчезает с моего периферии зрения, и я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как он начинает блевать — я слышу это достаточно хорошо.

Похоже, все меняется с заходом солнца, и теперь, когда оно село над островом Ортус, Боги раскрыли свои истинные намерения самым ужасным образом. Однако неуверенность Теоса в представших перед нами животных, а также отсутствие ужаса у других говорят мне, что я единственная, кто может видеть правду.

Возможно, это из-за того, чему научила меня Македония, или, возможно, из-за того, что открыл Кэдмон — эта моя вторичная сила, та, что досталась мне от отца, отличается от силы Ариадны. Это сила, столь же тихая, сколь и зловещая. Однако теперь, когда она пробудилась, пути назад нет.

Теперь я все это вижу. Правду, которую эти ложные Боги пихали нам в лицо всю нашу жизнь.

Раздается гулкий звон колокола, и все огни гаснут, погружая сад в море непроглядной тьмы. Вокруг нас раздаются вздохи удивления и страха. Я молчу, ожидая. Секунду спустя колокол звонит снова, и огни снова вспыхивают, показывая, что Боги снова стоят перед нами — их трое.

Трифон. Азаи. Гигея.

Моя кровь поет в моих венах, взывая к возмездию. Мою кожу покалывает. Я поднимаю взгляд все выше и выше, пока не встречаюсь с глазами, мало чем отличающимися от моих собственных. Я хотела бы сказать, что не вижу никакого сходства с моим дедом, Царем Богов, но теперь, когда я знаю правду о своем происхождении, я вижу черты, которые принадлежат Ариадне, а следовательно, и мне. Может, он и более мужественный, но разрез его глаз и прямой нос совпадают с моими. Это не имеет значения. Мой взгляд опускается к выставленной напоказ груди. Мои губы сжимаются, прежде чем изогнуться вверх. Трифон не просто самодовольный, он высокомерный. Как и все мы, он облачился в другое Морс паллиум.

Смерть идет за тобой, думаю я про себя. Она придет сегодня ночью.

Когда начинается церемония, никаких признаков присутствия Руэна. Также никаких признаков Кэдмона, Ариадны, Македонии или Данаи. Я ожидаю, что церемония будет пышной, с большим количеством разговоров от Богов, все еще находящихся на платформе, но это не так. Помимо объявления начала Пира и поощрения всех к трапезе из предоставленной «еды», Трифон и другие Боги просто садятся за свой стол и пьют вино.

Ненадолго закрыв глаза, я тянусь к той маленькой дверце в глубине сознания Каликса, которая все еще связывает его со мной. Я шепчу ему, и после мгновения абсолютного молчания его рука скользит по моему предплечью, когда он уходит. Мои глаза снова открываются, и я сосредотачиваюсь на обстановке передо мной.

Мейрин подходит к столу и дрожащей рукой тянется к тарелке. Я протягиваю руку и хватаю ее за запястье. — Не надо, — предупреждаю я ее.

Ее единственный здоровый глаз расширяется, когда она смотрит на меня. Ее волосы были зачесаны назад, чтобы показать новый шрам на лице и тот факт, что один глаз теперь слеп, но, к счастью, заживление закончилось. Если не считать линии, разделяющей ее кожу, и молочного оттенка радужной оболочки, она выглядит почти так же, как всегда.

— Я… я не думаю, что они позволят нам не есть, — шепчет она.

Несмотря ни на что, я качаю головой. — Поверь мне, — говорю я ей. — Ты не захочешь есть эту еду. Если уж на то пошло.… — И не пей ничего, что тебе принесут.

Что-то всплывает на поверхность моего сознания — мелькающие тела на одном из гранитных столов в саду, кровь, сажа и пепел, покрывающие бледную и загорелую кожу, сливающиеся воедино. Мое собственное тело напрягается в ответ, моя сердцевина сжимается и пульсирует, как будто вспоминая что-то, о чем забыл мой разум.

Я встряхиваю головой и отгоняю это ощущение, сосредотачиваясь на реальности передо мной.

Я больше не чувствую себя слабой. Мой гнев укрепил мою уверенность в себе и по-новому осветил силу, которую передал мне мой отец. Даже я должна признать, что, должно быть, была рождена для этого. Как сказал Кэдмон, только я могу убить Трифона. В то время как другие Смертные Боги получали свои силы от собственных душ, некоторые лишь незначительно связанные со своими Божественными родителями, я храню в себе способности обоих моих родителей.

Тень выскакивает из-под стола и подбирается к носку моей босой ноги. Ара заползает мне на ногу, а затем быстро взбирается по ней, не останавливаясь, пока ей не удается перепрыгнуть с моего бедра на висящую руку и пробежать остаток пути вверх.

— Пошли, — говорю я, отворачиваясь от стола. Я тащу Мейрин за собой, остальные следуют за нами.

Я чувствую, как глаза Богов наблюдают за мной, ожидая, что я что-то сделаю.

— У тебя есть план? — Спрашивает Мейрин.

Лапки Ары настойчиво постукивает по моему обнаженному