Он насмешливо приподнял бровь, молча спрашивая, закончила ли я.

Его продолжающееся молчание вызвало во мне такую ярость, что мне захотелось дать ему пощёчину.

— Самир! Почему ты со мной не разговариваешь?

Всё так же он смотрел на меня сверху вниз с той ледяной, надменной улыбкой, что говорила о мужчине, старше самых древних гор. Не говоря ни слова, лишь вглядываясь в меня, его взгляд скользил по строкам письмён на моём лице, словно он видел их впервые. Он словно заворожённо рассматривал их, склонив голову, будто мог... прочесть их.

Но это было невозможно.

— Самир!

Никакой реакции. Он продолжал «читать» письмена на моём лице.

— Эй, мудак!

Я попыталась вернуть его внимание. Глаза-разлитые чернила метнулись обратно к моим.

— Прекрати это. Отпусти меня.

Его губы коснулись моего уха, когда он приник ко мне. Зубы слегка сжали мочку, и он взял её в рот. Я не смогла сдержать вырвавшийся звук, и он тихо усмехнулся, и вибрация прошла через всё моё тело, прильнувшее к нему. Одним движением он доказал, что я всё ещё хочу его — что он по-прежнему имеет надо мной эту власть и может возбудить моё желание, словно спичка в бензине.

Это взбесило меня. Как он смел использовать это против меня! Я сотворила обсидиановый кинжал и попыталась вонзить его ему в шею. Он отвёл удар с невероятной скоростью. Не успела я среагировать, как его кулак, собранный из металлических пластин, обрушился на моё лицо. С размаху. Я рухнула на землю, и этот удар вдавил меня в чёрный песок у его ног.

Он ударил меня без жалости. Без тени сожаления. Будь я смертной, он бы сломал мне челюсть. Этот удар ясно дал мне понять, с кем я имею дело и кем он стал теперь. Он был тем, кто не потерпит подобных выходок. Борьба — это одно, но я явно перешла черту. Рука снова вцепилась в мои волосы, прижимая к песку, и он, стоя на коленях над моими бёдрами, смотрел на меня с выражением, которое можно было описать лишь как чистое удовольствие и наслаждение.

Нож, что я создала, вертелся между его пальцами. Он на мгновение задержал взгляд на обсидиановом лезвии, а затем глубоко воткнул его мне в рёбра.

Было время, когда это вырвало бы меня из подобного сна. Но теперь я знала, что такое быть заживо потрошённой. И к тому же, тем же самым мужчиной.

Это был всего лишь сон.

И даже если бы нет, такая рана уже не смогла бы по-настоящему убить меня. Теперь — нет.

Я вскрикнула от нахлынувшей боли, но через мгновение стиснула зубы и удвоила усилия, пытаясь испепелить его одним лишь взглядом.

Чем больше всё меняется, тем больше остаётся тем же самым...

В ответ он лишь снова рассмеялся. Он опустился на меня, прижимая к земле, не выпуская рукоятки моего же кинжала. Мой гнев и непокорность ничуть не обескуражили его — напротив, казалось, произвели обратный эффект. Он, похоже, наслаждался этим.

Его молчание продолжало мучить меня. Он никогда раньше так себя не вёл. Даже когда он в красках расписывал мне, что именно хочет со мной сделать, это было лучше, чем это. Это беспокоило меня больше, чем нож в боку, который теперь казался скорее досадной помехой.

— Самир, поговори со мной. Пожалуйста, я...

Я вскрикнула от боли, когда он вытащил нож из моих рёбер. Он поднял его перед своим лицом, и я смотрела, как моя кровь алым пятном выделяется на чёрном обсидиановом лезвии. Капля скатилась с острого края чёрного камня и упала мне на щеку, горячая и влажная.

Заворожённо, не в силах отвести взгляд, я наблюдала, как он начал слизывать кровь с лезвия. Его чёрные глаза закрылись, и из его горла вырвался глубокий стон. Он содрогнулся от вкуса, казалось, переполненный экстазом. Моё сердце застряло в горле, а в животе завязался тугой узел из смешанных чувств.

Когда клинок был чист, он отбросил его в песок, где тот с глухимш-ш-шнаполовину ушёл в грунт. Рана в боку уже почти не болела. Она затягивалась. Я снова попыталась напомнить себе, что это всего лишь сон.

Но оставалась ещё одна капля крови, которую он должен был найти. Та, что упала на мою щёку. Он опустился ещё ниже, скользя по мне, пока не оказался вполоборота, опираясь на локоть. Я вздрогнула, когда он медленно провёл языком по моей коже, убирая то, что пролилось, словно это было драгоценное, дорогое вино.

Я ничего не могла поделать с тем, что он со мной творил. Не было смысла отрицать, что я дрожала под ним. Кем бы он ни был теперь, он по-прежнему мог настроить меня, как скрипку, и играть на мне. Всё остальное могло быть под вопросом, но этот простой факт оставался неизменным. Я хотела его. Я знала, что буду хотеть всегда. И по выражению его лица, по тому томному мраку в его глазах-разлитым чернилами, что смотрели на меня голодно и полуприкрыто, он тоже это знал.

Когда мне удалось вновь обрести голос, он звучал так же неуверенно, как и всё остальное во мне.

— Почему ты ничего не говоришь? Пожалуйста... Я умоляю тебя.

Он склонился, чтобы уткнуться лицом в изгиб моей шеи. Я дёрнулась, пытаясь ударить его головой, заставив отстраниться. На его лице отразилось изумление — словно он не мог поверить, что я смею отказывать ему в том, чего он хочет.

— Пожалуйста, — взмолилась я, — скажи что-нибудь. Хоть слово.

Ещё один тонкий, насмешливый изгиб брови.

— Ты что, всё это время со мной разговаривала?

Наконец-то! Он заговорил!

— С кем, чёрт возьми, я ещё могла бы разговаривать?

Самир поднял свою металлическую перчатку и с любопытством её разглядел, словно видел её впервые. Он приложил все пять стальных когтей к моей груди, прямо над сердцем, и посмотрел на меня с тонкой, садистской усмешкой. Я знала, что сейчас произойдёт, и была не в силах это остановить. Я даже не стала просить его не делать этого. Я замерла, сжавшись, ожидая удара.

— Я не знал, к кому ты обращаешься, — прошипел он. — Ты настоятельно используешь имя, которое мне не принадлежит.

История повторилась, когда его кинжалы вонзились в моё тело. На сей раз боль была настолько невыносимой, что сон вокруг разлетелся вдребезги под заливистый звук моего крика.

Глава 5