не «глупости». Я спрашиваю про нас. Ты дома как гость. Хотя бы скажи честно, что с тобой.
Он втягивает воздух, ладонь ложится на стол, пальцы барабанят по краю.
— Со мной нормально всё. Работа такая. Плотно. Жёстко. И дальше будет не легче. Мне надо держать темп. Понимаешь?
— Понимаю. — Пауза. — Но я хочу понимать, где в этом «темпе» мы.
Его жёсткость проступает на скулах.
— «Мы» — там же, где всегда. Но сейчас главное — ты. Твоё лечение. Если будешь изматывать себя лишними переживаниями — пойдём на операцию. И не одну, возможно. В худшем случае… — он запинается, отводит взгляд, — сама знаешь.
Слова падают на пол, как кастрюля. Гулко. Некрасиво.
Я держусь за стол, чтобы не вспыхнуть. Он говорит грубо, но я знаю — он так прикрывается. Страх у него всегда маскируется под командный тон.
— Поняла, — говорю тихо. — Я не хочу «в худшем случае». Я хочу хоть немного рядом тебя. Просто, хоть иногда — без телефона.
Он кивает слишком быстро, целует в макушку и уходит. В прихожей звякают ключи, щёлкает замок. Тишина.
Лера выглядывает из комнаты, прислушивается, подходит, садится рядом.
— Он опять увиливает? — осторожно.
— Он опять «думай о себе». — Я пытаюсь улыбнуться. — Может, он прав. Надо держать голову ровно.
— Держи. — Лера кладёт ладонь мне на ладонь. — И не держи чужие «темпы». Только свой.
Мы сидим молча. Потом она, вроде бы невзначай:
— Мам, если что-то будет… с папой если что замечу… я скажу. Хорошо?
— Хорошо, — отвечаю. — Но пока давай без «если». Пока у нас «суп в одиннадцать и сон в два».
Она кивает. В телефоне вспыхивает уведомление. Лера проводит пальцем, экран на секунду успеваю увидеть: какая-то фотка с приёма, блеск, чьи-то плечи, его фамилия в заголовке. Она сразу блокирует экран, делает вид, что это неважно.
— Что там? — спрашиваю.
— Ничего. Новости. Неинтересно, — слишком быстро.
Я делаю вид, что верю. Она делает вид, что мне поверила. Мы одинаково бережём друг друга от слов, от которых потом не отмоешься.
Дни текут, как вода в тонкой струйке. Второй курс «химии». Горький привкус. Сухие ладони. Лера приносит крема, снова, я мазюкаюсь, как школьница гуашью. Платок на голове уже не «просто так». Выбираем разные: серый, синий, в мелкий горошек. Она смеётся: «Мам, тебе идёт всё». Я подыгрываю: «Конечно, я же твоя мама».
Тимур появляется всё реже «просто так». Чаще — «по дороге», «перед совещанием», «между встречами». Когда сидит рядом, всё правильно: спросит, что сказали врачи, предложит отвезти/привезти, пройдётся по спискам. Но в паузах — пустота. Как будто мы сидим у разных стен.
— Завтра важная встреча, — говорит как-то вечером, завязывая галстук уже в коридоре. — Потом ещё одна. Вернусь поздно.
— Хочешь, я закажу тебе еду домой? Чтобы не возиться ночью.
— Не надо. Меня накормят, — ускользает.
«Меня накормят» странно звучит в нашей квартире.
В ночь, когда он возвращается под утро, я не сплю. Слышу, как тихо открывается дверь, как осторожно он снимает обувь. Заходит ко мне, думает, что я сплю. Стоит в дверях, дышит. Я почти поворачиваюсь, но он разворачивается сам и уходит в ванную. Вода шумит долго. Возвращается, ложится на край кровати, как будто боится шелохнуть воздух. Я закрываю глаза — не потому, что сплю. Потому что не хочу сейчас разговаривать. Слова повиснут и начнут звенеть.
У врача очередной план: «держим курс, смотрим анализы, экономим силы». Я киваю. Спрашиваю про прогулки, про витамины, про сон. Выхожу из кабинета, на лавочке у входа — Лера с термосом. Улыбается.
— Мам, у меня идея. Давай придумаем маленькие радости на каждый день. Типа чек-лист. Чтобы было что отмечать помимо таблеток.
— Давай, — соглашаюсь. — Пункт первый: кофе на солнце.
— Пункт второй: десять минут смешных видео.
— Пункт третий: не читать комментарии.
— Пункт четвёртый: обнимать дочь минимум три раза.
— Пункт пятый: сказать «я справлюсь» и не спорить.
Записываем в телефон. Смеёмся. И правда легче.
Тимур звонит, пока мы допиваем кофе.
— Как ты?
— Нормально. Врач доволен. Поедем домой сейчас уже.
— Молодцы. Я позже приеду, совещания до вечера. Отдыхай. Не думай ни о чём лишнем. Слышишь?
— Слышу, — отвечаю. — Тимур, задержишся?
Пауза.
— Посмотрим. Не загадываю.
Кладу трубку. Лера смотрит на меня, как на скользкую плитку.
— Мам, давай сегодня без напрягов. Фильм, ужин легкий, плед. И чтобы телефон только для «мама, я тебя люблю».
— Договорились, — улыбаюсь.
Вечером мы действительно лежим под пледом, едим и смотрим старое кино. Я засыпаю минут на двадцать, просыпаюсь — Лера рядом, тихо листает ленту. Видит, что я открыла глаза, и сразу переводит взгляд.
— Что? — спрашиваю.
— Ничего, — привычно. — Пункт первый выполнен: «плед и суп».
— Пункт четвёртый? — поднимаю бровь.
Она смеётся и наклоняется — один, второй, третий — считанные объятия. Мы обе чуть-чуть успокаиваемся. Телефон вибрирует. Сообщение от Тимура: «Ложись без меня. Поздно буду. Работы много, может даже в офисе заночую».
«Буду». Как в расписании. Я кладу телефон экраном вниз. Делать пометку в блокноте, стало моей новой привычкой еще с больницы. Пишу:
«Новый режим: не ждать до зуда в зубах». И ниже, мелко: «Лера что-то знает. Не лезть. Доверять».
Перед сном думаю о его «в худшем случае». Это из тех слов, от которых холодно даже в тёплой комнате. Переворачиваю их в голове и складываю в ящик, где лежат ампулы, бинты и инструкции. Там им место — среди необходимых и неприятных вещей. А вслух у меня остаётся «я справлюсь» и «мы успеем».
Выключаю свет. В темноте Лера шепчет из соседней комнаты:
— Ночью разбудишь, если что?
— Конечно, — отвечаю.
Слышу, как она переворачивается и утыкается в подушку. Бережёт меня молчанием. И от этого молчания сейчас мне теплее, чем от любого пледа.
ГЛАВА 6
ГЛАВА 6
День идёт вразноскорость.
С утра — планёрка: бюджеты, сроки, «до конца квартала», «сверху просят ускорить». В кабинет заходят по очереди — зам, юрист, пресс-секретарь. Все говорят быстро. Я слушаю и считаю: кто где провисает, кого куда подставить плечом, где придётся резать.
В обед — совещание у председателя. Чужие папки, одинаковые