— Я не хочу тебя беспокоить. Там толпа, вспышки, разговоры. В твоём состоянии таскаться на такие мероприятия — лишнее. Отдохни. Я быстро и вернусь к тебе.

Слова «в твоём состоянии» падают на стол тяжелее кружки. Я опускаю нож на доску, вытираю руки.

— Я не «таскаюсь», — спокойно говорю. — Я рядом хочу быть. Как всегда.

— Я знаю, — он кивает слишком быстро. — Но правда, Вика. Давай без героизма. Я отработаю и приеду. Торт куплю. Посидим дома, ладно?

Я смотрю ему в лицо. Там усталость и нерв: уголки губ жёсткие, пальцы постукивают по столу. Он уже наполовину на том приёме. Я вздыхаю.

— Ладно. Без героизма, так без героизма. Закажу пижаму вместо платья.

Он облегчённо улыбается, целует в макушку.

— Умница. Ты мне нужна здоровая.

После его ухода хожу по кухне, кладу вещи на места, пересчитываю таблетки. Пытаюсь поймать обиду — не ловится. Есть другое: пустота, как если бы привычную картину сняли со стены «на реставрацию», и стена вдруг стала голой.

Непривычно.

Лида звонит вечером:

— Ну что, идёте завтра вдвоём? Мне мой сказал о встрече какой-то важной. Ты как? Сможешь?

— Нет, он один. Я дома посижу.

— Почему?

— Так надо. Я устала.

— Устала — понятно, — Лида замолкает на секунду и добавляет спокойнее: — Позвони, если что. Привезу пирог. И сериал. И будем крутить носом на все их приёмы вместе, ясно?

— Ясно, — смеюсь. — Привози пирог, но без сериалов.

В субботу утром Тимур дольше обычного выбирает запонки, дважды гладит рубашку, трижды возвращается за телефоном. Снова пахнет тем самым парфюмом. Надевает часы. Подходит, обнимает осторожно, как хрустальную вазу.

— Постараюсь пораньше вернутся.

— Не опаздывай к моим таблеткам, — улыбаюсь.

— Не опоздаю, — улыбаясь обещает и уходит.

Я закрываю дверь, опираюсь на косяк. Тишина. Кухня, шум с улицы, чайник. Открываю ноутбук, заказываю себе мягкую домашнюю пижаму с длинными рукавами. Цвет — тёмно-синий. Пусть будет как платье, только для дома.

Днём приезжает Лера. Без макияжа, в толстовке, с пакетами.

— Где папа? — сразу.

— На приёме.

— Так, а ну ка скажи мне ты почему не поехала?

— Сказал, что мне лучше дома. И я не спорила, — пожимаю плечами. — Мне и правда лучше дома.

— Логично, — Лера ставит на стол контейнеры с супом. — Но иногда можно и не слушать.

— Иногда — да, — отвечаю. — Сегодня — нет.

Мы обедаем, болтаем про её зачёт, про дурацкого препода, который любит «удивить вопросом». Она смеётся, как в детстве, с хрипотцой. Смотрим старое шоу, допиваем чай. Я засыпаю под шуршание её телефона.

Просыпаюсь к вечеру. В квартире полумрак. Лера на кухне, что-то режет. В прихожей тихо звякают ключи — Тимур. Он заходит, выключает звук на телефоне, целует меня в лоб.

— Как ты тут? — осматривается. — Всё нормально?

— Нормально. Как у тебя?

— Плотно. Но продуктивно, — стандартная его формула. — Договорились по двум пунктам. Завтра с утра снова встреча.

— Поняла, — киваю.

Он садится рядом, рассказывает какие-то детали, я киваю в нужных местах. Слушаю интонацию — нервная, резкая местами, как будто он всё время нажимает на тормоз перед лежачим полицейским. Потом он идёт в душ. Долго. Вода шумит, как дождь. Я смотрю на наши кружки. На подоконнике стоит рамка с нашим фото — там мы с шарлоткой и ложкой. Я разворачиваю её чуть к комнате, чтобы было видно из любого угла.

Ночью он снова отвечает на сообщения. Я делаю вид, что сплю. В темноте мы дышим в разном ритме. Я кладу ладонь на живот — так легче. Считаю вдохи. Слышу, как в соседней комнате Лера переворачивается на диване и шепчет кому-то в телефон: «Да, всё ок». Улыбаюсь в подушку.

Утро — снова по расписанию: «химия», вода, суп, сон. И ещё одно новое правило, которое я записываю в блокнот: «Не гнаться. Держать свой новый темп». Рядом дописываю вторую строку: «Смотреть на людей. Маленькие детали — это важно».

Из деталей: у Тимура на запястье красная полоска от ремешка — значит, нервничал и затянул сильнее. Пиджак стал висеть свободнее — похудел. Звонит чаще, чем раньше, но разговоры короче. Смеётся реже. Смотрит мимо. А потом — ловит взгляд, снова наш, прежний, и мне спокойно.

Я закрываю блокнот и ставлю чайник. Сегодня вечером он опять уедет на встречу. Я скажу «хорошо». Закажу себе ещё одну пижаму — светло-серую, но в этот раз сексуальную. И добавлю в список дел глупую, но важную строчку: «Накрасить ногти». Не для приёма. Для себя. Чтобы помнить: я — это я, даже когда календарь забит курсами и визитами. И когда кто-то говорит «в твоём состоянии». Моё состояние — жить. И пока это получается.

ГЛАВА 5

Дом впитал больницу: запах хлоргексидина в ванной, коробки с лекарствами на полке, график на холодильнике. Я двигаюсь по этому графику, как по крошечным рельсам: анализы — капельница — суп — сон — тихая прогулка — душ. Волосы лезут пучками. Собираю их ладонью, скручиваю в маленькие комочки и молча кидаю в пакет. Лера видит, делает вид, что не видит, и кладёт на стул светлый платок — «просто так».

Тимур всё чаще появляется «между». Между совещаниями, между звонками, между какими-то «всё горит». Разуется в коридоре, заглянет на кухню, проверит, поела ли я, и уже в дверях ловит очередной звонок. Вежливый тон, короткие фразы. Возвращается — другой взгляд: будто приклеивает улыбку, чтобы меня не тревожить.

Лера кружит вокруг меня, как кошка, у которой пропал аппетит у хозяйки. То принесёт воду, то проверит, закрыто ли окно, то сунет под руку телефон: «Смотри, смешное видео с собакой». Когда Тимур приходит поздно, она задерживается на кухне, возится дольше обычного, слушает интонации.

Однажды утром я не выдерживаю.

— Тимур, слушай, — говорю, пока он щёлкает замком портфеля. — Ты какой-то… далекий стал. Что происходит?

Он на секунду застывает, как будто в голове меняет слайды. Потом ставит портфель, облокачивается на стол, очень ровным голосом:

— Вика, пожалуйста. Не думай о глупостях. Сейчас не время. Тебе нужно думать о себе. Выздороветь. Всё остальное вторично.

— Это