Некрасивые, но настоящие всхлипы оставляли короткие паузы между этим потоком, но я продолжала. Даже сбиваясь…я продолжала. Так долго зарывая это важное поглубже в себя, я так долго отказывала вытаскивать и рассматривать, принимая всю ту боль, что теперь не могу остановиться.

Я вытащила.

И я рассматриваю…

***

Истерика ушла.

Я лежу на коленях Каты, она гладит меня по волосам и молчит.

Чувствую себя пустой. Но, стоит отметить, не опустошенной. Просто…как шарик с водой, из которого все вышло, оставив лишь оболочку. Это плохо? Если честно, то нет. Когда та самая вода стухла, ее нужно сливать, чтобы освободить место для чего-то нового…

- Я не буду спрашивать, почему ты не рассказала мне раньше, - наконец-то говорит Ката, - Я тебя понимаю. Мне тоже не хотелось рассказывать…

- Могу задать тебе вопрос?

Мой голос хриплый, усталый. Ее — тихий. Думаю, Ката прекрасно знает, о чем я хочу ее спросить.

- Как ты это пережила?

Тишина.

Стыд снова накатывает. Я не должна себя так вести, и на миг у меня просыпается чувство вины и сожаления — переворачиваюсь на спину, чтобы заглянуть ей в глаза.

- Не надо было спрашивать?

- Я уже не болею, если ты об этом.

- Уверена?

Она мягко улыбается и кивает.

- Да, Лер. Ты можешь задавать мне такие вопросы. Тем более, я знаю, что ты делаешь это беззлобно. Ты не стремишься меня ранить или тыкнуть носом. Ты никогда не стремилась. Я помню…в момент, когда моя жизнь рухнула…только ты со мной рядом и была.

- Ты меня идеализируешь. У тебя свадьба, и вместо помощи, я устроила истерику, потом сбежала…

- А ты себя демонизируешь. Хочешь попросить прощение за то, что попала в беду? Очень по-взрослому.

- Это случилось не просто так.

Ката выгибает брови.

- Да ну? Ты намеренно прыгала на скале, зная, что внизу подземная пещера?

- Нет.

- Тогда…

- Но я намеренно сбежала, Ката, - короткая пауза перед окончательным прыжком Веры, - Мой бывший муж — это Рома.

В комнате повисает тишина. Я издаю смешок в ответ на ее расширенные глаза, потом сажусь и убираю волосы назад.

- Вот так…я не могла смотреть на то, как Сара пытается залезть ему в штаны и…не придумала ничего лучшего, чем сбежать на какую-то посудину. И чуть не умерла. Чуть не убила его…

- Лер, ты…серьезно?

- Как ты это пережила? - игнорирую ее шок, разглядывая свои пальцы, - Как ты…простила? Как ты пошла дальше? Как…я просто не понимаю. Я чувствую себя…будто на гране какой-то пропасти. Притом…если честно, их даже две. По обе стороны от меня, и пока я держусь. Стараюсь. Делаю аккуратные шаги вперед, но всего одно неаккуратное движение…и я сорвусь.

Медленно оборачиваюсь на Кату, прижав ладонь ко лбу.

- Я все еще люблю его. Эта любовь…она неудобна, неправильна, ненадежна. Она не дает мне жить дальше нормально, потому что все, что я делаю — это…бегу, Кат. Я все время бегу, но я так устала…

- Лер… - шепчет подруга.

Что ей сказать на это? Нечего. Даже психологу нечего было сказать вразумительного. Он только бубнил что-то про «прости и отпусти», дышать станет проще, а как это сделать?! Где инструкция?! Хах, ее нет…

К сожалению, ее не существует.

Никто не знает этот секретный ингредиент. Ты приходишь к врачу, но в этом вся проблема душевной травмы — тебе не выдадут рецепта на таблетки, которые смогут помочь. Нет даже таких, которые облегчат твою боль.

Все в голове.

И в сердце…

Издаю глухой смешок и отворачиваюсь, пару раз кивнув.

- Я знаю…нет верного способа излечиться от любви. Ты сказала, что я никогда тебя не осуждала…это тоже неправда. Я осуждала. Но, если честно, я тебе завидовала просто — ты смогла простить.

- Но это не было просто.

Снова смотрю на подругу. Ката грустно улыбается, потом уводит взгляд в окно, за которым на этот раз стоит спокойная, тихая ночь.

- Я не могу тебе сказать, как я до этого дошла, ведь я сама не знаю. Просто…однажды, когда я делала снимки, случайно увидела пару старичков на набережной. Они сидели на скамейке и еле…хах, представляешь? Ириски. Мы с Алексом…мы с ним, можно сказать, познакомились снова «за ирисками». На одном приеме их подавали на шпажках. Ну…не их, просто такие конфеты красивые, с шоколадными фигурами разных цветов, а основание было сделано из ирисок.

Улыбка становится теплой. Когда Ката переводит на меня взгляд, я вижу, что и он тоже стал теплым. Ушла печаль и боль. Ушла трагедия…

- Я смотрела, как муж доставал из пакета круглые ириски. Они о чем-то разговаривали, хмурились. Типа ссорились, он старался не дать ей ириску, но это была лишь игра — потом он подносил к ее губам и улыбался. Они там сидели, не делали почти ничего, вокруг ходили люди. Знаешь, какое ощущение было?

Знаю…

- Будто они находятся на отдельной планете, и все вокруг не имеет никакого значения?

- Да. У меня так было только с Алексом. Мир, который принадлежит всем нам! И в нем так много всех…только с ним сузился до нас двоих. Это был тот самый миг. Те самые фейерверки.

- Фейерверки?

- Тот самый миг, когда ты просто понимаешь…что обида — губительна. Счастье того не стоит, сердце не стоит…все то будущее, которое еще возможно! Не стоит. Мне вдруг так плевать стало…На все! Что обо мне подумают и скажут. Плевать, как и кто отреагирует на мое решение. Даже на эту…кхм, женщину — мне даже на нее стало плевать, представляешь? Я вспомнила его глаза, а в них отражалась вся тоска и печаль, на которую способен этот мир. Ведь дело…дело в раскаянии. Понимаешь? Когда ты видишь, что твой человек на самом деле жалеет…это самое важное. Так я решила.

- Попробовать еще раз?

- Просто попробовать. Дать шанс…сдвинуть эту монолитную плиту с мертвой точки. Один разговор, затем одно свидание. Мы снова учились идти друг к другу. Я снова училась ему верить. Это не было просто. Воспоминания сложно подавить, такие тем более, но на той набережной я знала, что справлюсь. Я помнила его глаза, и я знала…что просто смогу его простить. Ты тоже поймешь. Произойдет момент, когда все встанет на свои места. Ты перестанешь балансировать, наконец-то откроется одна дорога. И это произойдет само, ничего нельзя