В зале повисает напряжённая тишина.

Дмитрий Сергеевич делает шаг в сторону, открывая обзор, и в этот момент земля уходит у меня из-под ног.

Макар.

Воздух становится плотным, давит на грудь. В ушах шумит.

Я моргаю, надеясь, что это какой-то дурацкий обман зрения, но нет — он стоит перед нами, высокий, уверенный, с лёгкой небрежностью закатывая рукава белоснежной рубашки.

Макар…

Хватаюсь за край стола, потому что иначе просто свалюсь со стула.

Он проходит вперёд, кивает Дмитрию Сергеевичу, бросает взгляд в зал — цепкий, внимательный.

— Добрый день. — Голос тот же. Чуть хрипловатый, спокойный, наполненный той самой внутренней уверенностью, от которой когда-то у меня подгибались колени. — Я понимаю, что перемены — это всегда стресс. Но я здесь не для того, чтобы что-то разрушить, а чтобы развивать. Ваша команда — это основа компании, и моя задача — сделать так, чтобы вам было комфортно работать и двигаться вперёд. Я надеюсь, что мы найдём общий язык.

Макар делает небольшую паузу, окидывает зал взглядом — и вдруг замирает.

Наши взгляды с отчётливым металлическим лязгом встречаются в воздухе.

Всё.

Половина слова застревает у него в горле.

Он моргает, потом снова. Я вижу, как на его лице отражается тот же шок, который испытываю сейчас я.

Он не знал.

Эта встреча не была подстроена. Не была запланирована. Он точно так же не ожидал увидеть меня, как и я его.

Шум в зале нарастает. Макар отрывается от меня, прочищает горло, берёт себя в руки.

— Сегодня всё остаётся в привычном рабочем режиме. Позже мы соберём ещё одно собрание, где обсудим грядущие изменения. А пока — занимайтесь своими задачами.

Сотрудники переглядываются, но постепенно начинают вставать с мест.

Я остаюсь сидеть, словно приклеенная к этому несчастному стулу.

Макар остаётся стоять.

Мы снова встречаемся взглядами, и это уже похоже на игру — кто первый отведёт глаза, тот проиграл.

Зал постепенно пустеет. Остаёмся только мы, да Дмитрий Андреевич, который суёт руки в карманы брюк и хмыкает.

— Ну что, Макар Андреевич, пойдёмте, я покажу вам, что у нас где, — переводит взгляд на меня. — Артюхова, а ты чего сидишь?

Я слышу слова, но реагировать не могу. Сердце громко грохочет, и ощущение такое, будто оно проваливается куда-то в пятки.

— Дмитрий Сергеевич, оставьте нас, пожалуйста, на минуту.

Голос Макара звучит ровно, но в нём есть напряжение.

Дмитрий Сергеевич удивлённо поднимает брови.

— Вас с Артюховой? — Зависает, осматривая нас обоих, будто что-то пытается понять. — Эм… Ладно. Как скажете.

Он выходит за дверь, оставляя нас наедине.

Тишина в помещении становится почти осязаемой.

Макар не двигается. Я тоже. Мы просто смотрим друг на друга, будто хотим прочитать мысли.

Я сглатываю, ощущая, как поперёк пересохшего горла встаёт горькой ком обиды.

Господи. Что теперь?

Глава 6

— Так ты работаешь здесь? — Голос Макара режет воздух.

В нем нет ни удивления, ни эмоций.

Просто вопрос.

Прижимаю ладони к столу перед собой, чтобы не было заметно, как дрожат пальцы.

— Уже три года.

Макар медленно кивает.

— А кем?

— Руководитель PR-отдела.

На его лице мелькает едва заметное выражение… то ли одобрения, то ли легкого удивления.

— Руководитель отдела… Это здорово. Помнится мне, раньше ты никогда не хотела руководить.

Чуть сжимаю губы, но быстро беру себя в руки. И даже выдавливаю из себя совершенно ненатуральную улыбку.

— Это было очень давно. Я была совсем другим человеком. Я многого о себе тогда не знала.

Макар осторожно подходит ближе, садится на стул напротив, но не смотрит на меня — он сверлит напряженным взглядом в стену и молчит.

Я тоже молчу.

Но моё молчание другое. Оно глухое, давящее. Как будто внутри меня — целый рой слов, эмоций… Но ни одно из них не может сорваться с моих губ.

Между нами — стол. А кажется — километры.

Тысячи километров.

Тысячи лет.

Трещину, разделяющую нас, не преодолеть и за сотню жизней.

Я украдкой смотрю на Макара.

Он почти не изменился. Тот же прямой силуэт, то же сосредоточенное выражение лица. Но что-то всё же другое. Усталость? Тень на щеках? Или это я теперь вижу его иначе?

Время растягивается. Минуты ползут. Воздух между нами — густой, как перед грозой. Он полон молчаливого напряжения, тех слов, которые мы не сказали пять лет назад, и тех, которые вот-вот прорвутся наружу.

— Я надеюсь, ты не собираешься совершать необдуманных поступков? — Наконец спрашивает Макар на тяжёлом выдохе.

— Каких, например?

— Ну, например, не побежишь сейчас же увольняться, потому что теперь здесь я?

— Не дождёшься, Макар, — усмехаюсь. — Я профессионал. К тому же очень люблю свою работу, так что по возможности просто постараемся минимизировать наш с тобой контакт.

— Я вовсе не против с тобой контактировать.

— Зато я против.

Мы снова замолкаем.

Где-то вдалеке шумят коллеги, но здесь, в этом маленьком пространстве, слышно только глухое тиканье настенных часов.

Один-два-три…

Что-то внутри сжимается, давит, оставляя колючие занозы.

Макар склоняет голову к плечу.

— Лид… Почему ты уехала тогда? Почему сбежала и ничего мне не сказала?

— А что мне нужно было тебе сказать?

— Если ты хотела поставить точку в наших отношениях…

— Нет, — перебиваю. — Это ты поставил точку в наших отношениях, когда отправил меня на аборт.

В комнате становится холодно.

— Лида…

— Когда так спокойно, так рационально… так бездушно принял решение убить нашего ребёнка.

Я произношу эти слова, и внутри меня словно что-то надрывается.

В груди, в самом сердце, раскатывается ледяная волна.

Я думаю о Ксюше.

О её голосе по утрам: «Мамочка, доброе утро!»

О её маленьких ладошках, что обхватывают меня за шею.

О том, как она любит всё розовое, как радуется новым платьицам.

О том, как она любит этот мир.

И мысль о том, что Ксюши могло не быть, буквально разрывает меня изнутри.

Дыхание перехватывает.

Макар молчит. А я смотрю на него — и не чувствую ничего, кроме обжигающей пустоты внутри.

— Я понимаю, как это выглядит, Лид. Но поверь мне…

— Ты даже не дал ему шанса. Ни имени. Ни будущего. Не дал возможности сделать ни единого вздоха.

Слова вылетают из меня не громом — шёпотом. Острым, как лезвие.

— Я просто не мог поступить иначе, —