Бог мой, даже сейчас видя ее такую хрупкую и нежную, потерянную в пространстве огромного мира, я люблю ее и так же сильно злюсь.

Потому что никак не могу понять, почему я недостоин правды. Почему недостоин ее откровенного сердца, в то время как сам преклонил свои колени.

– Почему? – задаю вопрос и жду, что она скажет.

– Почему что? – ее голос тише, чем когда-либо.

– Промолчала почему.

– Потому что не видела иного решения. И если бы рассказала правду, то… ты бы не понял.

Снова эти ее мысли о том, что она знает все обо всех. Все обо мне и моих поступках заранее. Ну конечно, юнец, возомнивший себя взрослым.

– Ты решила, что знаешь мой ответ? Задавала мне те вопросы, но у меня не было и в голове, что мы говорим о нас…

– А что бы это изменило в твоем мнении на этот счет? Что, Макар? Ты бы вдруг решил, что риск – это правильный выбор?

– Я бы решил, что…

– Что, Макар? – разворачивается ко мне резко. – Ты бы сказал: «Эй, давай рискнем, но я хочу, чтобы ты заранее знала, мне жаль, если ты в итоге умрешь».

– Не говори так, – кричу в ответ, потому что одно это слово разрывает мою дурацкую душу.

– Ты даже думать о таком решении не можешь. А я смогла.

Почти бьет себя в грудь.

– Чего ты хочешь от меня? Чтобы я сказал спасибо? Чтобы я сейчас был благодарен за все? За ложь, решение, принятое без меня? Чего?

– Я от тебя ничего не хочу. Ни-че-го.

– А как ты хотела это провернуть? Умереть и что дальше? Что бы я сказал нашей дочери спустя годы, черт подери, на ее вопрос: «Почему умерла моя мама, папа?». Я отвечу тебе. Потому что знаю наверняка: «Не знаю, София. Она скрывала от меня опасность и умерла, не сказав ни слова. Она со мной даже не попрощалась. Такой была ее любовь к нам обоим».

– Замолчи, – перебивает резко. – Ты не имеешь ни малейшего понятия о моей любви к ней… к тебе, маме…

– А может быть, ты сама не знаешь, что значит любить кого-то? Может быть, тебе самой стоит научиться этому.

– Это моя жизнь, – кричит она так сильно, что, наверное, нас слышит вся многоэтажка. – Это мой ребенок. А ты всего лишь мальчишка, который не понимает в этой жизни ничего.

– Ты тоже моя жизнь. И это НАШ ребенок, – отвечаю тихо, хотя горло распирает от обиды и грудь словно вдавилась до самых позвонков под напором. Я игнорирую остальные ее слова.

– Нет, Макар. Твои рассуждения дают понять, что этот ребенок мой. Я рискую ради нее, потому что люблю и не хочу подвести, а ты винишь меня в этом. Ты бы предпочел иной выбор.

– Да, я был прав. У тебя некрасивая любовь.

На этом я отступаю к двери, потому что не знаю, что еще ей сказать. Сейчас это самый правильный выбор. Уйти.

Глава 31

Есения

Как только дверь за Макаром закрывается, я, словно некогда могучая, высокая гора, рассыпаюсь и превращаюсь в груду камней.

Дыхание срывается и мне не хватает воздуха. Он покидает меня, как и адреналин. Я хочу рвать кожу на груди и впустить в себя немного кислорода, но ощущение, что я его просто не заслужила.

– Макар, – сиплю в пустоту, словно он мог меня слышать. – Мак…

Неуверенный шаг обрывается тут же, потому что я опускаюсь на пол и плачу.

«Что ты сделала?» – шепчу этой неуверенной женщине, которая дрожит и боится сейчас, спрятавшись в самом темном уголке души.

– Прости… – снова беззвучно в пустоту. – Пожалуйста…

Страх внезапно становится материальным. Он издевается надо мной и смеется. Нарезает круги и сводит с ума, говоря, что я потеряла его навсегда.

Страх остаться одной, быть непонятой… ненужной ему… Он мой страх. Моя любовь.

«Как ты могла?» – повторяет противный голос разума, добивая и разрушая изнутри. – «Ты виновата».

Слезы превращаются в водопад, и я в нем тону, не умея плавать.

С трудом сообразив и скинув оцепенение, я нахожу свой телефон и начинаю звонить Макару. Но он… не отвечает. Малышка внутри меня тоже возится и беспокоится. Я кружу ладонью по животу, разрываясь на части от боли за то, что сотворила своими руками.

– Прошу… пожалуйста, ответь, – слезы не останавливаются, и мои мольбы переходят в тяжелый вой.

Я делаю попытки снова и, наверное, устав от моей назойливости, он отвечает.

– Не сегодня, Есения. Не завтра. Я…

– Прости… Прости меня, прошу, – бормочу быстро, чтобы успеть сказать, пока он не отключился. – Мои слова… я так не считаю… Я испугалась…

– Не сегодня, – его голос такой сломленный, переполненный болью, из-за меня.

Вина становится еще больше. Боже, я просто утопаю в ней, понимая, что сейчас он закончит этот звонок.

– Пожалуйста, вернись домой… Я не буду говорить или… Просто вернись… Не оставляй меня, – моя мольба повисает между нами, будто бетонная стена.

Он молчит и прав в том, что не желает меня видеть или слышать, но я не могу без него. Я смогу без чего угодно, но не без него.

– Сегодня останусь у Толика с Настей.

Хочу возразить, но не могу. Не хватает больше смелости просить. Он же прав. Я так виновата перед ним.

– Холодильник пустой.