— Каролина, я тебя не понимаю.

— Тебе меня не понять, потому что ты не на моём месте. У меня есть Маша. Есть обязательства перед единственной дочерью, которую безмерно люблю, и ради которой сделаю всё, что в моих силах.

Подобный разговор между нами уже был. Их было много. Пусть выговориться – полегчает.

Выработав стойкий иммунитет к подобному, воспринимаю как белый шум.

Включив динамик, кладу телефон на стол.

Балансируя на одной ноге, пытаюсь втолкнуть коробку со старыми методичками на верхнюю полку. Они мне не понадобятся. Нечего место занимать на нижних ярусах.

— Ной прилетит вместе с другими членами команды, — в глазах темнеет то ли от количества пыли, то ли от внезапно накатившего дежавю.

Тут нет Туманова! Нет его! Не работает он здесь больше!

— Ты его невеста, дочь! Не забывай, что у тебя есть…

— Мама!

— Её наличие существенно снижает шанс удачно выйти замуж, Каролина.

Оглядываюсь через плечо и моментально теряю связь с настоящим. Коробка летит в одну сторону, а я в другую, оказываясь в руках своего бывшего любовника.

— Королева, ну чего ты в обморок-то хлопнулась?

— Сгинь нечистая сила, — бормочу, не открывая глаз.

— Вообще-то я здесь работаю, — хрипло смеётся, жадно вдыхая мой запах волос как раньше. — Я тоже решил, что ты – призрак.

— Туманов, с какого?.. Почему ты здесь?!

— Туманов?! Каролина! Выгони его немедленно! — оглушает весь кабинет своим рёвом мама. — Как этот охламон там вообще оказался?

— И вам здравствуйте, Ирина Сергеевна, — поднявшись сам, рывком подтягивает меня вверх. Голова кружится. То ли от его нового парфюма, то ли от страха.

На ватных ногах сокращаю путь до стола. Отбиваю вызов и ставлю телефон на беззвучный.

— Я проверяла штат сотрудников, — слепо смотрю перед собой в одну точку, чувствуя на себе его взгляд. — Проверяла!

— Двойка тебе за детективный навык, Розова, — ироничный смешок, пропитанный горечью. — Я работаю на ставку в детском отделении. В перинатальном по совместительству.

— Ты же ненавидишь детей, — шепчу задушенно.

— Я ненавижу, когда мне врут, королева, — уже намного мягче. — Оу… Динозавры? Будешь выводить древних здесь?

Открываю ящик и сваливаю туда детские книжки. Купила в киоске на автобусной остановке, когда шла на работу. Маша их очень любит, что нетипично для девочек её возраста.

— Уходи, Родион. Уходи, я тебя прошу, — с надрывом.

Мне больно смотреть ему в глаза. В них я вижу отражение моей девочки. Той, которой она может стать. Бесчувственной и непреклонной к чужим желаниям.

— Вижу, что ты по мне не скучала, — стянув волосы на затылке, вынуждает запрокинуть голову. Врезаемся взглядами не на жизнь, так на смерть. — А я по тебе «ДА», королева.

— Туманов, — сквозь зубы. — По-человечески прошу тебя.

Подушечкой большого пальца очерчивает контур скулы. Меня ознобом пробивает на ровном месте. Не дышу и не позволяю себе придумывать глупости на его счёт.

Родион уходит. Также внезапно как появился здесь. Поддавшись порыву, выглядываю в коридор. Вижу его удаляющуюся широкую спину. На ходу оглядывается через плечо.

Испугавшись, как истеричка громко хлопаю дверью.

Родион остался в прошлом, как и уготованная для меня золотая клетка.

— Луиза, — обращаюсь к своему лаборанту, стоит ей вернуться с обеденного перерыва. — Я заплачу любые деньги, но чтобы уже завтра утром в нашем кабинете работала пропускная система.

Глава 4

Родион

— Родион Георгиевич, у нас электротравма бытового напряжения! — Даша врезается мне в грудь, стоит только автоматическим дверям разъехаться в стороны.

— Когда поступил? — Сразу включаюсь в работу.

— Минуту назад. Вас срочно требуют в приёмное, — запыхаясь, следует за мной.

— Почему скорая не стабилизировала состояние?

— Случай нестандартный.

Пациент – пятилетний мальчишка, который решил починить розетку вместо папы.

Мама кормила грудью новорождённую сестрёнку и не могла в этот момент присматривать за старшим сыном.

Вместо отвёртки у ребёнка была вилка.

— Что скажешь, Юрий Юрьевич? — Вскидываю обнадёживающий взгляд на одного из самых лучших хирургов.

— Местные поражения глубокие, Родин Георгиевич. Нужно провести ряд обследований. Пока прогноз неблагоприятный. Два пальца… — Снимает бандану и растирает ею же лицо.

— Сделаем дополнительные обследования, — голос просаживается. — Пока мониторим и снижаем риск шокового состояния. Отцу мальчика ни слова, пока не получим достоверных результатов.

Молитвы всегда помогают. Минута-две-три… Неважно сколько мы просим о помощи на Небесах. Я с чистой совестью прошу не за себя, а за маленького мальчика Сашу, что хотел помочь маме и папе. Никто не виноват. Случайность, но каковы последствия.

Сжимаю в руках плюшевого медведя в заплатках. Отец дал мальчишке, когда того откачали в приёмном. Пацан сразу вспомнил о своей любимой игрушке, что уже хорошо при его тяжёлом состоянии.

Тишину административного этажа нарушает стук каблуков. Вскинув взгляд, врезаюсь им в изящные щиколотки. Под тонким капроном тату – символ бесконечности.

С Каролиной всегда штормит, когда она рядом. Сейчас всё приглушенно на фоне одного маленького мальчика. Мои чувства пробиваются через холод. Бьются об ледяные преграды.

Поднявшись с банкетки, сжимаю в ладони игрушку. Равняюсь с ней и невольно вдыхаю аромат духов. Не изменила. Большего позволить себе не могу.

— Что-то уже готово по Никитину? — спрашиваю у Даши.

— Общий и свёртываемость. Гепатит и ВИЧ будут через минут двадцать.

— Поторопить можно?

— Мальчика сразу взяли. Юрий Юрьевич постарался.

Поднимаюсь в хирургию. Медведев заполняет документацию. Увидев меня, дёргает уголками губ.

Молиться надо. В нашей профессии не всегда срабатывает. Я уверен, что не всегда всё зависит от человеческого фактора. Кто-то там точно есть, кто присматривает за всеми нами. Вот и у Саши есть свой ангел-хранитель в лице одного здоровенного хирурга.

— Будешь анестезировать?

— Конечно, — без колебаний соглашаюсь я.

Операция прошла успешно. Некротизированные участки (погибшая ткань)были удалены полностью в области большого и указательного пальца. Останутся рубцы. Уж лучше так, чем полная ампутация. Мальчик пойдёт на поправку с должной терапией.

— Юр, ты видел Каролину? — Задаю вопрос, как только мы остаёмся наедине.

— Видел, — тяжело вздыхает он. — Опять?

— Как в первый раз, — усмехаюсь.

— Тогда чего груди в воздухе мнёшь? Иди и очаровывай. По проторенной дорожке должно как по маслу пойти, — подмигивает с