В этот момент обе чувствуем женское единение. Я про себя досадую, что не успела выведать у свекрови то, что она скрывает, а она, видимо, пугается реакции сына.

Глеб сует ноги в тапочки и идет к нам. Тут замечаю, что правая кисть перевязана.

– Что с ней? – я киваю на руку.

– Ерунда. Поранился.

– И вовсе не ерунда, Глеб, – мигом встряхивается свекровь. – Ты на работе не ящики заколачиваешь. Откуда травма?

– Поскользнулся, упал, очнулся, гипс, – отшучивается Глеб. – Мам, не суетись.

Он тянется ко мне за дежурным поцелуем, но я отшатываюсь. – Ты все еще злишься, зайка?

Обыденность вопроса поднимает в груди волну возмущения. Он спятил? Решил, что я быстро забуду, то, что видела вчера собственными глазами? Это не рассказ сплетников, не случайно услышанное, не сцена из фильма, сыгранная актерами.

Я

сама

стала

свидетелем!

– Я тебе не зайка!

– Дин, ну прости, – Глеб идет на меня, раскинув руки, я отступаю. – Это было в первый и в последний раз.

– Прости? – я даже захлебываюсь от возмущения. – Прости? На второй день после измены ты просишь об этом?

Глеб испуганно оборачивается на мать, хватает меня за локоть и тащит в сторону.

– Дорогая, я все понимаю, – тараторит он речитативом. – Тебе нужно время, я согласен, подожду. Но ты и сама хороша.

– Ты о чем?

– О вчерашнем, – Глеб с видом побитой собаки придвигается ко мне. Раньше, когда он так делал, я всегда таяла и прощала. Сейчас же его гримаса вызывает отвращение. – Так и быть, мы в расчете. Я оступился, ты отомстила. Лады? Я забуду! Но и ты забудь.

– В расчете?

Я задаю глупые вопросы, понимаю, что они глупые, но ничего не могу с собой поделать. Такой открытой наглости от мужа не ожидала. Надо же! Этот предатель снисходительно меня прощает.

Так же, как и его мать, не разобравшись, осудил, вынес вердикт и простил. Браво! Громкие аплодисменты!

– Но, милая, – он смотрит на часы. – Давай снизим обороты разборок, а? Скоро придет Лялька.

Я испуганно бросаю взгляд на ходики: действительно, четыре часа дня. Вот-вот вернется дочь из лицея.

– Господ-и-и-и, – раздается сзади вопль. – Во что вы превратили мою жизнь!

Свекровь плюхается на диван и начинает истерично рыдать. Глеб бросается к ней.

Я же ни на грамм не верю ее страданиям. Наверняка притворяется и манипулирует сыном.

Раньше и я поддавалась на ее провокации, но сейчас будто пелена с глаз упала. Неужели я была такой дурой?

Я дергаю плечом и спокойно иду в кухню. Наливаю себе в тарелку уже немного остывший суп, в другую плошку накладываю салат и проглатываю первую ложку.

– Боже, как же вкусно!

Думала, что есть не смогу, но супчик такой аппетитный, а салат такой свежий, что ем с наслаждением и даже причмокиваю.

– Дина, ты что делаешь? – кричит из комнаты Глеб. – Маме плохо, неси лекарства.

– Угу, – бурчу я под нос и продолжаю наворачивать обед. Не зря же я его готовила.

Муж врывается в кухню и застывает на пороге.

– Ты ешь? – спрашивает тихо и потрясенно.

– Да. Я голодна.

– Одна?

– Это преступление?

Я отодвигаю тарелку и зачерпываю последнюю ложку салата.

– Но… маме плохо…

– Ты ее сын, вот и позаботься о родительнице.

Я встаю, убираю посуду в раковину, заправляю кофемашину, вытаскиваю из холодильника пирожные. Откуда они там взялись, не знаю, но, раз стоят, надо их попробовать.

Глеб наблюдает за мной ошалевшим взглядом.

– Что с тобой происходит?

Ох хватает меня за локоть, я выдергиваю руку. Он хватает снова. Я останавливаюсь и смотрю прямо в лицо.

– Еще раз схватишь, я размажу это пирожное по твоей физиономии. Усек?

Смотрю прямо в глаза, дрожу, но не отвожу взгляд, и он первым сдается: отпускает мой локоть и делает шаг назад.

– Ты спятила! Мне кажется, я сплю, – он трясет головой. – Где моя милая и приветливая жена?

– Испарилась. Растворилась в твоей лжи. Ты спишь, зато я вышла из восемнадцатилетней спячки.

– Ладно, я подожду, – Глеб отошел, потом заглянул в кастрюлю. – Но поесть хотя бы можно?

Я тигрицей подлетаю к плите и рявкаю:

– Нет! Пусть тебя кормит та, кто ублажает в постели!

– О боже, Дина! – стонет сзади свекровь.

– Или приготовьте себе сами, закажите еду. Короче, делайте, что хотите. Оставьте меня в покое!

Муж лишь поднимает руки и закатывает глаза.

– Понял. Моя любимая жена вышла на тропу войны.

– Я рада, что ты понял, – я наконец выдыхаю. Невероятно трудно удержать эмоции в узде и не закатить истерику. – И вообще, жить ты теперь будешь в другой комнате. Ясно?

Глеб смотрит на маму, та пожимает плечами и выходит.

– И где?

В его славах сквозит тщательно скрытая издевка, но я так хорошо знаю мужа, что чувствую ее всеми фибрами души.

«Не заводись! Не заводись!» – мысленно уговариваю себя.

– Где пожелаешь. Вещи твои там.

Я машу рукой в сторону зала. Глеб бросается туда! И вдруг дикий рев разносится по всему дому.

– Стерв-а-а-а…

Я удовлетворенно хмыкаю, хотя внутренне сжимаюсь: не в моем характере спорить с мужем. Напряжение чувствую такое, что даже зазвонивший телефон заставляет подпрыгнуть.

– Да, слушаю! – резко отвечаю в трубку.

– Дина, добрый день, – мягкий голос Владислава окатывает удушливой волной неловкости.

Черт?

Тут же вспоминаю, что обещала прийти к нему в офис устраиваться на работу.

И не пришла.

– Простите, сегодня не получилось.

– Я так и понял. У вас все хорошо?

– П-почти…

В кухню врывается разъяренный, как бык, муж. Он вырывает мобильник из пальцев и рявкает в трубку.

– Кто это?

Я слышу короткие гудки и выдыхаю: умница мажор, сообразил, что лучше не накалять атмосферу.

– Держи себя в руках! – шиплю в лицо Глебу.

Я нащупываю позади себя что-нибудь для защиты, но, как назло, кроме поварешки ничего в руку не попадается. Хватаю ее и размахиваюсь.

– Да ты спятила, Динка! – Глеб выдергивает поварешку и прижимает меня к кухонному столу. – Кто звонил?

– А ты не видишь?

Я не успела еще внести Влада в список контактов, поэтому его звонок обезличен. Но Глеба уже не остановить. Ни разу я не видела его таким взвинченным и злым. Он набирает номер повторно, включает громкую связь, я замираю.

«Не бери трубку, не бери! – передаю я Владу ментальный призыв. – Не бери!»

Глеб терпеливо ждет и сверлит меня пронзительным взглядом. Я держусь изо всех сил, чтобы не сорваться, вынести до конца испытание. Резкий щелчок