— Пчелки затихли в саду,

— Рыбки уснули в пруду.

— Месяц на небе блестит,

— Месяц в окошко глядит.

— Глазки скорее сомкни,

— Спи, моя радость, усни.

— Усни… Усни…*

* Колыбельная. Фридрих Вильгельм Готтер (текст)

Положим, глазки оба вурдалака и так не открывали. Но под звуки колыбельной они снова укладываются обратно, откуда восстали. Укладываются медленно. Так змеи в клубок сворачиваются — не торопясь. Куда торопиться-то. Попробуй тронь…

— Что происходит? — теперь вопрошает Христос, оглядывая сначала одно лежащее тело, затем — второе.

— Петь надо, — ухитряется вставить между словами песни Жанны, — А то опять вскочат.

Я тихонько завожу колыбельную. Знаю, её наизусть. У меня же племяшка.

— Рассказывай давай… — тоже вклиниваю между словами песни.

Я пою, Жанна рассказывает.

— Вы когда уехали, эти решили соревнование устроить. Чего уж — терять нечего, после такого вручения подарков. Кто кого перепьёт. Ну, пили они пили. Я попыталась этому сказать, — кивает на Вольского, будущего многодетного папашу, — Что пора закругляться. Он мне ответил, что я ему не жена, чтобы указывать, и он на мне ни за что не женится, потому что жениться на секретаршах — дурной тон.

Мне в этот момент хочется протянуть этого самого Вольского ремнем по заднице. Зачем он Жанну обижает?

Я продолжаю петь, Жанна продолжает рассказывать.

— Ну, я и отстала. Вот. Пили они пили, а потом решили метать дротики.

— Ой! — восклицаю я, представив такой ужас.

Две пьяных головы отрываются от валиков диванов… Возвращаюсь к колыбельной. Вроде снова спят.

— Да не просто метать — кто не попал, тот что-то с себя снимает. Короче, с координацией у них обоих оказались большие проблемы. Еще бы — столько выжрать! И очень скоро они оказались вот в таком вот виде. И… Хм… Вольский снова не попал и собрался, извините, трусы снимать. Пришлось мишень стащить. Они — за мной. Оба. Пьяные. В трусах и носках. Не знаю, что делать собирались. Сюда заскочила. С перепугу стала петь. Почему-то колыбельную. А они, — разводит руками по обе стороны от себя, — На диваны улеглись и уснули. Но стоит только прекратить песенку петь, как вскакивают.

Жанна тяжко вздыхает.

— Они ж неадекватные сейчас. Мне страшно.

Она тоже заводит колыбельную.

— И что — так и будем тут стоять и песенки им петь? Мы там подарки, кстати, нашли. Подарить бы надо, — говорю я справедливые вещи.

— А с этими что делать? — спрашивает Христос, недобро поглядывая на папу Сашу и дядю Егора.

Мой несчастный сегодня мозг принимается рьяно соображать. Быстро додумывается до нужного решения.

Я даже по лбу себя слегка хлопаю. Достаю свой телефон и включаю на нем эту самую колыбельную. На повтор. Прям до позеленения.

Жанна замолкает и ждет реакции. Её нет — алконавты продолжают мирно посапывать.

— Ура! Получилось! — радуется Жанна.

И устремляется к кулеру, который стоит в углу кабинета. Наливает одноразовый стаканчик всклянь, залпом выпивает, затем еще один. И еще один.

— И долго ты так — пела? — спрашиваю с явным сочувствием.

Замучили девку! А она, между прочим, беременная! Двойней!

— Долго, — выдыхает Жанна после, по-моему, четвертого стакана. И добавляет, — Теперь сама за него замуж ни за что не пойду. Не нужен он мне такой!

Ну, это она сгоряча… Помирятся.

— Надо бы их чем-то накрыть… — задумчиво заявляет Христос.

— Надо, — соглашаюсь я.

Но всё, что нам удается найти, это две занавески. Ими мы и накрываем самых важных господ.

Возвращаемся в общий зал. Там всё более-менее в порядке. Христос организует перетаскивание подарков, а потом тихо и спокойно вручает их сотрудницам обеих организаций. На этот раз без конфузов. Все довольны.

— Клар, у меня для тебя тоже подарок есть. Но это потом — после корпоратива, — шепчет Христос мне на ушко.

Глава 19. Улетели в рай

Клара

Корпоратив, слава богу, закончился. И все остались живы…​​​​

Последним его аккордом стало вывезение тел генеральных директоров. В квартиру Христоса. Куда их еще девать? Администрация ресторана после всего веселья наотрез отказалась оставлять их у себя, чтобы они проспались. Сколько мы втроем — я, Христос, Жанна не пытались этих друзей Оушена разбудить, у нас ничего не вышло.

Всё это время над нами стояла молодая девчонка-администратор и, ломая руки, слезно просила забрать изрядно накушавшихся господ.

Выход из положения придумал Христос. Всё-таки общение со мной на него влияет весьма благотворно. Он вызвал платную скорую помощь. Две штуки. Потому что в одну двух боссов заталкивать отказались. И их так под занавесками на носилки и грузили. И выгружали также. Хорошо, что у Христоса квартира большая. Удалось их по гостевым спальням разместить.

Как только сотрудники скорых уходят, неплохо так подзаработав и напоследок наказав нам следить за перебравшим руководством, чтобы они во сне не захлебнулись рвотными массами, мы с Христосом плюхаемся на диван. Я в это суматохе даже переобуться забыла. Но Христос мои новые ботинки всё-таки до своей квартиры донес.

Я поддеваю носком одной туфли пятку второй — снимаю одну туфлю, потому что ноги горят. То же самое проделываю со второй ногой. Вытягиваю свои бедные конечности. Христос просто сидит и молчит, откинув голову на спинку дивана.

— Сегодня должна была быть ночь феерического секса, — скорее бормочу, чем нормально слова выговариваю.

— Угомонись, Клара! У меня такое чувство, что нас полк солдат отымел, — отмахивается от меня Христос.

— Я к тому, что её не будет, потому что у меня лично оно такое же. Пойдем спать, — предлагаю я идеальный вариант дальнейшего времяпрепровождения.

— А с этими что? — кивает головой неопределенно куда Христос.

— Да что с ними будет?

Христос задирает бровь.

— Отец всё-таки…

Вздыхаю.

И то правда.

— Будильник поставим, будем проверять. По очереди.

— Ладно… Лучше уж так, чем сидеть и караулить их, пока они сладко дрыхнут.

В спальню заползаем как два пенсионера.

— Слушай. не знаю, как ты, а я вот с тобой старость точно хочу встретить. Ты прикольно смотришься, когда за поясницу держишься, — не удерживаюсь я, чтобы не подколоть Христоса.

— Коза! — через силу отбрехивается он.

Мы стягиваем с себя одежду. Я напяливаю его футболку. Христос — в трусах. Кто догадается в каких? Правильно! В черных — с красными сердечками.

— Христос, можно спрошу? — и не дожидаясь разрешения, продолжаю, — Откуда у вас с отцом трусы такие интересные?

— А это у меня мама с юмором. Как ты практически. А у папы соответственно жена. Она нам по упаковке этих трусов на 23 февраля дарит. А чтобы не перепутали — мне — черные, отцу — белые.

Вот, кажется