— Валяй, — отмахиваюсь. — С тебя тогда ужин. Я буду лежать, у меня болит голова.

— Как скажешь.

Я сбегаю от него и прячусь в спальне. Про больную голову я соврала, просто хочу пространства, хочу одиночества сейчас, чтобы понять, что, собственно говоря, я вообще чувствую.

И разобраться никак не могу…

Мне лестно. Любой бы женщине было лестно, что мужик приполз обратно. Чего тут лукавить. Но есть ли во всём этом что-то большее?

В какой-то степени я даже рада, что ему так тяжело. Ведь это он сбежал, а не я.

Сама не замечаю, как провожу в раздумьях долгое время, а потом чудесным образом засыпаю. Просыпаюсь, когда за окном уже совсем темно. Резко вскакиваю, ощущение, что нахожусь в прострации. Кофта прилипла к спине, на затылке волосы намокли.

Инстинктивно прикладываю руки к животу, всё в порядке, ребёнок на месте. А куда бы он делся…

Встаю на цыпочки, выхожу из спальни, понимая, что в коридоре темно, значит, все уже спят.

Как я могла так отрубиться?

Заглядываю в комнату к дочери, она лежит на боку, обнимая свою рыжую плюшевую собаку. У мальчишек тоже тихо, только бардак огромный и вещи раскиданы по полу, но это не самое страшное.

Спускаюсь вниз. На кухне горит настенный светильник в режиме энергосбережения.

Идеальная чистота, даже лучше, чем было у меня до этого. Наливаю стакан воды, осушаю за секунду. Живот начинает давать о себе знать. Заглядываю в холодильник, нахожу кусок рыбы, завернутый в фольгу, и миску овощного салата.

Без зазрения совести всё это съедаю, ощущая, какой голод бушевал внутри. И когда на тарелке почти ничего не остаётся, на кухне резко загорается главный свет. Я вздрагиваю, роняя вилку на пол.

Неуклюже спускаюсь со стула, чтобы поднять её, но Паша опережает меня, бросает вилку в раковину, а мне достаёт новую из выдвижного ящика.

— Напугал, — бурчу на него.

— Прости, не хотел. Услышал звук, думал, кто-то из детей ночными бутербродами пришёл лакомиться.

— Дети спят… А ты? Что ты здесь делаешь?

— Лёг на диване, — кивает он в сторону гостиной. — Мы с детьми долго у костра сидели, потом я убрал всё и понял… Прости, я не должен был оставаться. Но не захотел уезжать.

— Ладно, — опускаю глаза в тарелку. — Спасибо, рыба очень вкусная.

— Я старался, Лиза. Для тебя. Жаль, что ты с нами не посидела… но не стал будить.

— Угу.

И больше никто из нас не произносит ни слова, оставаясь в полной тишине, где слышен только стук вилки о тарелку.

Паша не торопится уходить, а мне и нечего ему больше сказать. В какой-то момент он делает шаг в мою сторону, отодвигает стул напротив и садится. Складывает руки в замок на столе, и я чётко ощущаю, как его взгляд устремлён на моё лицо. Неотрывно.

— Мы с Кристиной должны были пожениться. Вернее, я не планировал, но она всегда хотела.

Он начинает говорить резко, но медленно и очень вдумчиво.

— Ты никогда мне про неё не говорил.

— Потому что это было в прошлом.

— Если бы я знала о твоём прошлом, Паша, возможно, мне не было бы так больно сейчас.

Мы вновь замолкаем, а потом он опять начинает говорить.

— Я помню тот день, как вчера. День, когда я увидел тебя. У меня словно мир перевернулся, Лиза. Я уговаривал себя, что не надо лезть… Стабильные отношения, девушка ждёт свадьбу, всё расписано, всё будущее словно определено. Но я не смог пройти мимо. Не смог не познакомиться с тобой, ощущая, что если не сделаю этого, то совершу главную ошибку в жизни. Не было ни дня, чтобы я жалел о том, что сделал. Я никогда в жизни не жалел, что полюбил тебя, что женился на тебе и что у нас большая семья. Просто знай это… Ты всегда была номером один. Пускай и появилась после неё. Но… чувство вины, оно бывает куда сильнее любви. И я жрал себя каждый день мыслями о том, что она погибла из-за меня. Знаю, я уже объяснял тебе, но правда хочу, чтобы ты поняла. Я не разлюбил тебя, Лизка. Я просто пытался искупить вину, да, вот таким уродским образом. Сейчас уже я это понял, а в тот момент, правда, не понимал…

Глава 20. Лиза

— Ну что ж, посмотрим, как у нас поживает малыш. Расслабьтесь, не волнуйтесь. Гель будет немного прохладным.

Поднимаю голову к экрану и вижу серо-синие волны, которые постепенно складываются в узнаваемые очертания маленького человечка. Я не впервые на УЗИ, но каждый раз с замиранием сердца любуюсь ребенком, не отрывая взгляда.

— Я уже привыкла… Каждый раз, как в первый раз, всё равно немного волнуюсь.

Врач смотрит на меня с мягкой улыбкой, продолжая водить по животу.

— Вы у нас многодетная мамочка?

— Да. Это четвертый.

Она удивленно приподнимает брови, а потом прячет свое удивление за профессионализмом.

— Похвально. Сейчас это редкость, — ее рука плавно поднимается к экрану. — Вот, смотрите, головка… аккуратная, круглая. Мозговые структуры без особенностей. Всё как должно быть на этом сроке.

Я внимательно вглядываюсь в экран.

— Видите? Носик, губы… О, кажется, он сейчас открыл рот. Наверное, зевает.

Ее шутка расслабляет меня и располагает. Ребенок на экране замечательный. Хотя, думаю, так думала каждая мамочка.

Для матери ее ребенок всегда самый особенный. Неважно, какой он по счету — первый или четвертый.

Я никогда не делила детей на любимых и нелюбимых. Для меня это кощунство.

— А вот сердечко, слушаем… Частота отличная, около 140 ударов в минуту. Всё в норме. Это у нас позвоночник, ровный, замыкание дуг в норме. Животик, желудок, почки — всё на месте, всё функционирует. Ручки, ножки… вот пальчики, считаем вместе: один, два, три, четыре, пять.

— Такие крошечные…

Для меня словно всё впервые. То ли потому, что я одна на УЗИ, без мужа. То ли потому, что сейчас в моей жизни беременность — это единственное, что заставляет держаться на ногах крепко. Хотя порой и шатает.

— Да, но уже очень активные. Вот он сейчас ножкой толкает, чувствуете?

Я смеюсь. К его толчкам уже привыкла. Особенно он любит так делать в вечернее время.

— Да! Это он, точно он! Каждый вечер так