— Не понимаю, что плохого в том, если ты получишь удовольствие с влюбленной в тебя леди вместе со ста фунтами, и заодно мне дашь заработать кругленькую сумму, — невозмутимо ответила сводня.

— Но я не продаюсь, дорогуша, и не продамся ни при каких обстоятельствах, — твердо заявил Альфред Эшби, и гневно воскликнул: — Не будь ты моей старой знакомой, Ханна, я бы тебе шею свернул за такое оскорбление!

— Тогда, Фред, ты останешься в дураках не только за карточным столом, но и в жизни, поскольку навряд ли тебе еще раз выпадет шанс переспать с той прелестной особой, которая нынче по глупости ищет твоего общества! Или ты сомневаешься в своей мужской силе? — в свою очередь звонко рассмеялась Матушка Уайборн, ничуть не испытывая страха перед разгневанным мужчиной.

Любопытство Альфреда Эшби было сильно раззадорено этими словами.

— И кто же эта особа, которая готова расстаться с кругленькой суммой ради ночи со мною? — быстро спросил он, позабыв об своих угрозах.

Матушка Уайборн с деланным безразличием пожала плечами.

— Не знаю. Она не пожелала назвать своего имени, находится здесь инкогнито, — сказала она, стремясь еще больше разжечь интерес лорда Эшби к незнакомке.

Но граф Кэррингтон желал не столько удовлетворить свое любопытство, сколько дать взбучку неизвестной искательнице приключений и отучить ее таким образом добиваться внимания мужчины.

— Хорошо, я увижусь с нею, — с деланным спокойствием произнес он. — Где она?

— В Малиновой спальне, — с любезной улыбкой поставила его в известность Матушка Уайборн.

Граф Кэррингтон кивнул в знак понимания, и, взяв со стола одну из горящих свеч для освещения своего пути, направился к двери, более ничего не говоря. Расположение комнат в доме Матушки Уайборн было ему хорошо знакомо, и он быстро дошел до Малиновой спальни.

Альфред Эшби был потрясен, когда увидел ожидающую его Мейбелл Уинтворт в черном бархатном платье, помогающим ей незаметно слиться с мраком глубокой ночи. Он-то полагал встретить в Малиновой спальне одну из тех сексуально озабоченных вдовушек, которые не давали ему проходу в Уайтхолле, назойливо требуя его к себе внимания, а вовсе не незамужнюю девушку, никогда не делившей ложе с мужчиной. Мейбелл Уинтворт предстала перед ним такая юная и наивная, что ему не верилось в ее присутствие здесь, в этом гнезде порока и разврата. А девушка, завидев его, быстро вскочила, и с сияющим от радости взором направилась к нему, протягивая навстречу руки.

— Лорд Эшби, я премного благодарна вам за то, что вы согласились встретиться со мною, — в волнении произнесла она, чувствуя, как от нахлынувшего счастья к ее глазам подступают слезы.

Но граф Кэррингтон, со стуком поставив свою свечу на стол, холодно сказал ей:

— Признаюсь, леди Мейбелл, я пришел сюда, чтобы с осуждением взглянуть на бесстыдницу, осмелившуюся домогаться меня таким противоестественным способом, как свидание в публичном доме, и вовсе не ожидал вас увидеть. Очень странно, что такая чистая невинная девушка из почтенной семьи как вы, осмелилась навязываться мне как шлюха.

— Но Матушка Уайборн уверяла меня, милорд, что вы будете рады провести со мною ночь, — растерялась Мейбелл.

— Матушка Уайборн не бог, и читать в сердцах своих клиентов она не может, а уж в моем тем более, — с сарказмом ответил ей граф Кэррингтон. — Леди Мейбелл, заберите ваше золото и будем считать, что этой нашей встречи не было. Право это будет самым благоразумным и самым правильным решением в этой, гм… нестандартной ситуации, в которой мы находимся.

— Но почему, лорд Эшби⁈ — с отчаянием вскричала Мейбелл, все больше опасаясь того, что он вот-вот развернется и уйдет, бросив ее одну. И это после стольких препятствий, которые она преодолела на своем пути к нему. По дороге на окраину Лондона ее могли убить, изнасиловать, ограбить, но она все равно шла к нему в надежде на любовную встречу. — Подождите! Неужели я уродлива и так отвратительна вам, что вы брезгуете иметь со мною дело. Я же знаю, что вы охотно одаривали своей любовью многих женщин здесь, в Лондоне.

— Просто я не хочу, чтобы с вами приключилась какая-нибудь беда, леди Мейбелл, — Альфред Эшби немного смягчился при виде ее глубокого отчаяния, вызванного его отказом. — Если я соглашусь принять вашу любовь, то ваши шансы на хорошее замужество сведутся к нулю, а ваше имя будет покрыто несмываемым позором. Подумайте, что будет с вами завтра, если мы поддадимся безрассудной страсти, — прибавил он, стараясь при этом больше себя убедить сохранить благоразумие, ибо прелесть Мейбелл в этом доступном для любовных ласк месте начала на него действовать подобно пьянящему вину. — Ваш отец вряд ли легко переживет несчастье, случившееся с вами. На что же вы надеетесь? Я, если вы слышали, женат, и, хотя не люблю свою жену, но безмерно уважаю ее и дорожу ею настолько, что никогда не разведусь с нею.

— Ах, я ничего не хочу слышать, — Мейбелл крепко закрыла глаза и замотала головой, стараясь отогнать страшные картины безотрадного будущего, представленные ей графом Кэррингтоном. Затем она открыла глаза, подбежала к своему собеседнику и пылко обняла его, надеясь воспользоваться хоть этой возможностью близко соприкоснуться с ним.

— Милорд, зачем нам думать о завтрашнем дне, когда нас ждет упоительная ночь, воспоминание о которой будет поддерживать мою жизнь, — страстно прошептала она на ухо графу Кэррингтону, цепляясь за его рукав. — Если бы вы знали, сколько я преодолела преград, препятствующих моей встрече с вами, то вы тогда не предлагали мне так легко отказаться от этой незабываемой ночи с вами, словно от ничего не значащей прогулки по липовой аллее.

Эти страстные слова глубоко влюбленной девушки окончательно поколебали решимость Альфреда Эшби быть недоступным для нее. Граф даже покачнулся от волнения, чего с ним не бывало уже несколько лет, и он с удивлением посмотрел на прекрасное в своей мольбе лицо Мейбелл, которая могла произвести в нем разительные внутренние перемены. Откуда-то в его давно окаменевшем сердце появилось неудержимое желание касаться ее, ласкать, пробовать на вкус бархатность ее кожи… И это было так удивительно, словно Мейбелл была единственной женщиной на свете, способной сделать его счастливым.

— Что ж, Мейбл, если вы этого так сильно желаете, я