— Ох, ваше величество, все мы почувствовали такое облегчение, когда вы настояли, чтобы эту нахалку Седли удалили от двора! — воскликнула доверенная дама королевы мадам Мольца, привезенная ею из Италии. Она преданными глазами посмотрела на свою госпожу, затем грозно зыркнула глазами на Мейбелл и предупредила ее: — Я буду следить за вами, милочка. Если вы будете затевать какие-нибудь интриги против ее величества, я приму контрмеры, так и знайте.

— У меня и в мыслях не было что-то предпринимать против государыни, — поспешно сказала Мейбелл, и на всякий случай поклонилась блестящему собранию еще раз. — Я намереваюсь исполнять свой долг фрейлины и верноподданной так, чтобы не вызывать по своему адресу никаких нарекакний.

— Надеюсь, так оно и будет, — Мария Моденская благосклонно кивнула головой Мейбелл. — Ваше дежурство будет через два дня, леди Уинтворт. Кстати, вы не родственница Генриетты Уинтворт, любовницы Монмута?

— Генриетта — моя троюродная сестра, — почтительно ответила Мейбелл.

— Надо же, как неожиданно проявляет себя родство в высших кругах английского общества! — насмешливо воскликнула молодая королева. — Вы, леди Уинтворт, пошли по стопам своей развратной кузины, а мой супруг увлекся одной из Уинтвортов подобно своему беспутному племяннику. Теперь королю будет трудно отрицать свое родство с казненным бастардом своего брата, ведь он обнаружил поразительное с ним сходство вкусов!

— Ваше величество, королю очень не понравится такая шутка. Вне всякого сомнения, Монмут — сын полковника Сидни, а не Карла Второго, — поспешил сказать королеве ее секретарь.

— Да, я чересчур увлеклась, — королева нахмурилась и снова обратилась к Мейбелл: — Ступайте, виконтесса. Как я понимаю, основную службу вам придется нести при моем супруге, а не при мне.

Мейбелл поспешно вышла, испытывая невыразимое облегчение. Хотя Мария Моденская не проявила к ней заметной враждебности, — скорее добродушное презрение, — все же общаться с женой своего венценосного любовника было ей достаточно тяжело. Однако, как выяснилось впоследствии, основные огорчения ожидали Мейбелл не со стороны королевы, а со стороны других придворных дам. Они сразу увидели в Мейбелл удачливую конкурентку, которую нужно было выжить из Сент-Джеймского дворца как можно скорее.

Двор Якова Второго подобно королевскому двору его старшего брата отличался присутствием самых очаровательных женщин королевства. В каждой из них была своя изюминка, неповторимая привлекательность, делающая их желанными для любого мужчины.

Изысканная Мария Моденская выглядела настоящей властительницей не только на троне, но и в бальных залах. Рожденная для томной неги и услады, она провоцировала и соблазняла мужчин, окрыляя их сердца и наполняя их трепетной любовью.

Леди Анна Карнеги, герцогиня Саутеск, была окутана дымкой таинственности и природной элегантности. Изящная, чувственная, загадочная и соблазнительная она совмещала в себе все грани привлекательности светской красавицы.

В соблазнительном обществе графини Элизабет Стэнхоуп робели даже самые смелые донжуаны. Ее благосклонность была для них желаннее всего. Обольщая и обволакивая соблазнительным шепотом нежных слов, она обладала редким даром безграничной власти над своими поклонниками.

Утонченная и воздушная Сюзанна, баронесса Беласиз, привлекала своей нежной чувственностью. Блеск и очарование ее образа вызывали восхищение у окружающих ее кавалеров, рождая в них безграничный трепет и неописуемый восторг.

Словно яркая вспышка огня блистательная леди Сибилла Уорд была полна обольстительного шарма. Скрываясь под маской загадочной улыбки, она излучала абсолютную уверенность в себе, искусно околдовывая мужчин и провоцируя их на любовные безумства.

Восхитительная Кэтрин Седли, графиня Дорчестерская, в глазах восхищенно смотревших на нее зрителей была сплетена из нот чувственной грации и природного шарма. Энергичная, уверенная в себе и естественная, она всегда находилась в поиске новых ощущений, пробуждая мужские желания и обостряя их чувства.

Энергичная и красивая Сара Дженнингс, герцогиня Мальборо и подруга принцессы Анны, буквально фонтанировала новыми идеями и была мастерицей на невероятные сюрпризы. Наслаждаясь бесконечным праздником жизни, она легко привлекала к себе людские сердца, притягивая их к себе своей кажущейся беззаботностью.

Все эти дамы имели полную возможность стократно увеличить свои женские достоинства, дарованные им природой благодаря богатству своих семей и поддержке щедрых покровителей. Мода благоприятствовала их устремлениям как можно больше красить себя и сделать свою красоту неотразимой; какая-либо сдержанность и скромность в одежде считались дурным тоном и даже осмеивались. Никогда еще английские дворяне не дрались столько на дуэльных поединках из-за женщин как во времена блистательной эпохи Реставрации, легко отдавая свои жизни за один благосклонный взгляд обожаемой ими красавицы. И все же Мейбелл Уинтворт выделялась даже среди этого цветника женской красоты своей магической смесью невинной романтичности и трогательного кокетства. Словно олицетворение весны, с ее нежно-голубым небом и ярким солнцем, она излучала тепло, чувственность и беззаботную юность. Леди королевского двора не могли простить Мейбелл ни того, что они блекли в ее присутствии; ни того, что она легко отхватила самый ценный приз Сент-Джеймского дворца — благосклонность короля Якова Второго. Недоброжелательность придворных дам Мейбелл ощущала постоянно, и она даже не могла сказать, что было для нее хуже — проводить ночи с нелюбимым мужчиною или же выслушивать целыми днями злые колкости, отпускаемые обозленными женщинами на ее счет. В этом деле особенно отличилась оставленная любовница Якова Второго — леди Сибилла Уорд. Однажды она пошла еще дальше слов и во время приема принцессы Анны, приехавшей навестить своего отца, с силой воткнула острие своей шпильки в руку стоявшей рядом с нею Мейбелл. Девушка с трудом удержалась от крика, который дискредитировал бы ее перед окружающими вельможами. Но, по какой-то непонятной для самой себя причине, Мейбелл пожалела эту женщину и не стала портить ей жизнь, жалуясь на нее королю.

Немало беспокойства причиняла Мейбелл возрастающая к ней страсть короля. Ей было семнадцать лет, Якову Второму пятьдесят два года, и тридцатипятилетняя разница в возрасте не способствовала рождению в девушке даже простой симпатии, не говоря уже об особом чувстве близости, возникающем у людей, которые делят одну постель. А вот Яков Второй, не смотря на свой далеко не молодой возраст и внешнюю неприступность оказался на удивление пылким и страстным любовником, полностью раскрывающимся во время сексуальных ласк. В стремлении завоевать сердце Мейбелл он