— Весьма специфическое пари для друзей, — протянула Касс, — потому, что предполагает желать смерти остальным.

— Кто сказал, что они были друзьями? — отозвался Нортбрук. — Кроме того, они договорились не выходить из тонтины, даже если унаследуют титулы. Так что эти ребята могли также желать смерти своим старшим братьям или другим родственникам, которые обладали правом наследования.

Ничуть не лучше!

Этот их разговор происходил в небесно-голубой гостиной лондонской резиденции герцога Ардмора. Здесь было так уютно и светло, но Касс почему-то испытывала дискомфорт. Так было всегда, когда ей казалось, что не все идет как надо.

На Чарлза, судя по всему, ничто не давило, и он спросил:

— Тогда в чем проблема — сорок лет спустя?

— Проблема в том, — начал Нортбрук устало, смертельно бледный, — что за прошедшие тридцать девять лет умерли всего двое, причем их смерть явно была естественной, а вот только за последний год аж трое инвесторов отошли в мир иной при загадочных обстоятельствах. Я предпочел бы, чтобы мой отец не стал следующим.

В смерти тех, кто достиг шестидесятилетнего возраста, нет ничего удивительного, но предполагаемые несчастные случаи с утоплением, гибелью на охоте и отравлением, которые описал его светлость, вряд ли укладывались в то, что можно было бы объяснить случайностью и совпадением.

— Вы действительно заинтересованы в его безопасности? — поинтересовалась Касс. — Вам ведь, без сомнения, хочется унаследовать герцогство.

Не было смысла избегать важных вопросов.

— О каких чудовищных вещах вы говорите! — Нортбрук, наклонив голову, внимательно посмотрел на нее. — Однако хорошо, что вы завели об этом речь: кто-то ведь может задать такой же вопрос. И ответ будет — нет! У меня нет желания наследовать прямо сейчас. Нет — если это означает, что жизнь моего отца оборвется. Отец из него плохой, как герцог он ненамного лучше, но если вдруг умрет, то лишится шанса что-нибудь исправить, а я очень на это надеюсь.

— Надежда может не оправдаться, — заметила Касс.

— Прекрасно! Тогда я делаю это ради себя, потому что пока не готов взвалить ответственность на свои плечи. Пусть мой отец живет до глубокой старости, чтобы я мог покутить и порезвиться еще несколько десятков лет.

Касс осторожно посмотрела на него: красавец, ясноглазый, черноволосый, одет по последней моде, настоящий денди. Словом, беззаботный представитель высшего общества, которых пруд пруди.

— Не могу понять: вы шутите?

— Это только внешне — в глубине же я очень серьезен. Как только вы это поймете, то сможете добраться до моей души и полностью понять меня, хоть это и непросто.

Он сказал это, конечно, полушутя-полувсерьез, но голубые глаза потемнели и были полны беспокойства. Касс чуть не рассмеялась.

Однако Нортбрук нанял Бентонов следить не за отцом, а за лордом Девереллом, и она деликатно обратила на это его внимание. В конце концов, он вообще мог их не нанимать, разве что их работа была попыткой отвести подозрение от себя. Что, если…

Заниматься расследованием — кошмарная работа: очень непросто отделить подозрения от фактов и оставаться беспристрастным.

— Я прекрасно смогу и сам присмотреть за отцом, — объявил маркиз. — Мы живем под одной крышей, поэтому у меня для этого есть все возможности, а вас я прошу проследить за Девереллом. Это мой крестный, у меня к нему очень добрые чувства, и совсем не хочется, чтобы с ним случилось что-нибудь дурное.

В этом был смысл, и Кассандра принимала такой довод, а за пять фунтов в неделю можно следить и за ночным горшком, если потребуется. Решив не заморачиваться на этот счет, она просто отбросила в сторону вопрос, который так и крутился в голове: насколько искренне наследник заинтересован в безопасности своего отца?

Она думала над этим всю прошедшую неделю; ей также было интересно, не сфабрикована ли вся эта история с тонтиной. Только услышав, как лорд Деверелл с кем-то обсуждает эту тему, она немного успокоилась и поверила тому, что говорил Нортбрук, хоть и с осторожностью.

В данный момент, когда Чарлз оставался снаружи, а лорд Деверелл хранил молчание в кабинете, Нортбрук повел себя, по ее мнению, нелогично. Не отрывая взгляда от своего высокородного работодателя, она прошептала во вновь установившейся ночной тишине перед дверью кабинета:

— Леди Деверелл не стала бы устраивать отвлекающие маневры, чтобы нанести ущерб мужу. Ей невыгодно, если его убьют: она ничего не получит от тонтины.

Нортбрук задумался, но лишь на секунду.

— Если только она не заключила союз с другими заинтересованными лицами. Нам уже известно, что она охотно образовала… э… союз с вашим братом.

Дьявол! Как аккуратно он выразился, даже воспользовался волшебными словами «если только»!

— Вы думаете, как один из нас, — одарила его комплиментом Касс.

— Рад это слышать.

Вообще-то она не собиралась его хвалить, но пусть будет так.

— Я вернусь на свой пост. Буду благодарна, если посмотрите, что там с моим братом.

— Конечно, — Нортбрук шагнул вперед, и в полоске света от двери кабинета мелькнул его решительный подбородок.

Он помедлил, глядя на Касс с высоты своего роста, и вдруг погладил ее по щеке. Прикосновение было таким легким и нежным, что у нее мурашки пошли по коже.

— Спасибо, что присматриваете за моим крестным.

Кожу Кассандры кололо иголками, дыхание сбилось, губы приоткрылись, но прежде, чем она произнесла хоть слово, Нортбрук быстрым шагом направился туда, откуда пришел.

Интерлюдия на этом закончилась, а наблюдение за дверью кабинета возобновилось. Теперь из-за скандала наверху у Касс были все причины оказаться на ногах, так что вполне можно было выйти из своего укрытия.

Первым делом надо запереть парадную дверь. Предательские руки! Они тряслись и все никак не могли сладить со здоровенным ключом. Наконец замок щелкнул. Дрожащими кончиками пальцев она дотронулась до того места на лице, которое продолжало покалывать от прикосновения Нортбрука.

Это было так странно! Еще одна странность в череде нескольких за эту ночь. Они с Нортбруком работали вместе, но уж конечно друзьями не были, а никакие нежные чувства их и подавно не связывали. Ничего, кроме деловых отношений.

Она так и относилась к нему с момента их знакомства. Встреча произошла в доме общих друзей: леди Изабел Дженкс, дамы благородных кровей, и ее мужа, бывшего полицейского Каллума Дженкса. Они обсуждали какие-то истории, и Нортбрук, который присутствовал здесь просто из удовольствия и чьим мнением никто не интересовался, участвовал в общей беседе.

«Она такая простушка», — сказал он тогда про Касс. Услышанное ранило ее, ведь сам он был необычайным красавцем!

Нортбрук попросил у нее прощения, а она просветила его