— Ты прав, Фред, прежде всего мы должны думать о благополучии нашего сына, наследника рода Эшби, — сказала она. — Я подам на развод с тобою, и будь что будет!

Ни один мускул не дрогнул на лице Альфреда Эшби — графиня Сара держалась так величаво, с таким царственным достоинством, что он не мог поддаться душевной слабости, хотя испытывал сильное желание пасть к ее ногам и молить ее о прощении. Им же нужны силы для того, чтобы выдержать все грядущие испытания судьбы, и они не могли позволить себе дать душевную слабину.

Граф Кэррингтон почтительно поблагодарил жену за принятое ею решение, после чего супруги созвали в холл всех слуг. Им было объявлено, что их господа разводятся, а Мейбелл следует почитать как следующую жену графа Кэррингтона. Мейбелл тоже присутствовала при этом объявлении, и с упавшим сердцем она видела, что никто этой новости не рад. Девушку кольнуло тревожное предчувствие, что для нее тоже начинаются трудные дни.

Глава 9

Желая поскорее воплотить свои планы в жизнь, граф Кэррингтон в тот же день отправился в столицу, несмотря на то, что хлынул сильный дождь, грозящий превратить деревенские дороги в непроходимую топь. После его отъезда Мейбелл начала чувствовать себя очень неуютно в Гринхиллсе, который сделался для нее чуть ли не родным домом. Графиня Сара сделалась чрезвычайно холодна к девушке, и больше не звала ее разделить с нею одиночество по вечерам. Хозяйка поместья даже не заговаривала с Мейбелл лишний раз, и обращалась к ней только в случае крайней необходимости. Слуги приняли сторону своей любимой, несправедливо обиженной госпожи, и тоже сделались недоброжелательными по отношению к Мейбелл. Сыновья графа Кэррингтона недоумевали, как им теперь относиться к девушке, которую их отец при всех назвал своей невестой и их будущей мачехой. Только гувернер мальчиков, месье Жермонт, был по-прежнему любезен с Мейбелл из-за свойственной французам галантности, особенно когда ее предметом была столь юная и привлекательная особа как Мейбелл Уинтворт.

Всеобщая неприязнь окружающих не могла не произвести тягостного впечатления на чуткую девушку, и Мейбелл сделалась столь печальной и подавленной, что доброе сердце Сары Эшби дрогнуло. Подумав, графиня также поняла, что с ее стороны неразумно портить отношения с будущей женой Альфреда, и тем самым вносить раздор в семью. Поэтому она окончательно смирилась со своей судьбой, и попыталась возродить прежние доверительные разговоры со своей юной соперницей. Право, на Мейбелл было трудно сердиться, она была так прелестна, что ей хотелось простить буквально все — и обман, и ее удачливость в любви. Мейбелл с радостью пошла на примирение и была столь предупредительна с графиней Сарой, что та снова душевно привязалась к ней. Жена Альфреда Эшби даже с грустной улыбкой призналась Мейбелл в том, что если уж ей суждено расстаться с любимым мужем, то Мейбелл будет самой лучшей ее преемницей, и ей уже не так тяжело думать о разводе, как прежде, ведь она искренне желает счастья им обоим.

Окончательно приняв решение уступить своего мужа удачливой сопернице, Сара стоически начала ждать новостей из Лондона о своем бракоразводном процессе. Но он двигался чрезвычайно медленно, одно слушание сменялось другим поистине с черепашьей скоростью. Несмотря на то, что иск был подан от имени графини Сары и граф Кэррингтон изъявлял желание удовлетворить все требования своей супруги, церковный суд тщательно и дотошно вникал во все подробности супружеской жизни четы Эшби. Графу Альфреду и графине Саре нужно было доказать, что в течение долгого времени они не поддерживали интимных отношений, прежде чем развод мог быть передан на утверждение Парламента. С этой целью допрашивались также слуги и служанки разводящихся супругов. Наконец все бумаги были переданы в парламент, и Альфред Эшби обратился за помощью к старинному другу своего отца, влиятельному маркизу Эдварду Китченеру, прося, чтобы тот повлиял на решение присяжных к его выгоде.

Маркиз Китченер, сдерживая возмущение, принял Альфреда Эшби в гостиной своего роскошного лондонского особняка, и когда они остались наедине, без обиняков высказался, что он думает о бракоразводном процессе молодого человека.

— Фред, мальчик мой, я буду говорить с тобою сурово, но ты заслуживаешь горьких слов. Точно так же с тобою говорил бы твой отец, будь он жив, — резко проговорил пожилой вельможа. — Ты совершаешь самую крупную ошибку в своей жизни, разводясь с такой достойной и прекрасной женщиной, как твоя супруга Сара. Уже не говоря о том, что развод это сам по себе большой позор, который нескрываемым пятном ляжет на твое имя, ты лишишься доброй и верной подруги, которая искренне блюла твою честь, самоотверженной матери твоих сыновей и превосходной хозяйки твоих фамильных владений. Любой разумный человек без всяких подсказок со стороны понял бы, что утрата такой жены — это сущее бедствие и союз с нею нужно хранить как зеницу ока.

— Милорд, я не могу не признать справедливости ваших слов, но у меня есть обязательства по отношению к девушке, которая будет носить мое имя, — нахмурившись, сказал в ответ граф Кэррингтон.

Маркиз Китченер пренебрежительно фыркнул, услышав эти слова.

— Мне кое-что рассказывали о вашей избраннице, Фред, об этой некоей Гортензии Уиллоби, так, кажется, ее зовут? — нюхая табак, отозвался он. — Ее поведение просто предосудительно, если она продолжает жить под крышей вашего дома до свадьбы, а не предпочитает находиться у своих родных, как это подобает порядочной девушке. По всему видно, что она авантюристка, и если вы свяжете себя брачными узами с этой сумасбродной девицей, то она вас еще втянет в какую-нибудь скандальную историю и нанесет урон вашей чести, помяните мое слово.

Граф Кэррингтон вздрогнул — пророчества проницательного старика-маркиза почти всегда сбывались. Но он пересилил себя, и с улыбкой сказал:

— Лорд Эдвард, я всем сердцем люблю эту девушку, и если я хочу жениться на ней, то это не потому, что я желаю быть счастливым с нею, хотя чего таить — на это счастье в семейной жизни я тоже очень рассчитываю — но, нет, я женюсь на ней главным образом потому, что желаю ее благополучия!

— Что ж, если ваши чувства столь сильны, то я окажу вам содействие, Фред, — с сожалением произнес маркиз Китченер. — Но до чего же мне жаль твою жену! Я знаю, она любит тебя больше собственной жизни. И, несмотря на то,