— Вот твоя благодарность, Джон, за мои усилия, которые я прилагала для продвижения твоей карьеры! — воскликнула она. — Ты открыто волочишься за леди Эшби и, в довершение моего позора, затеваешь дуэль с ее мужем⁈ Теперь во всех лондонских гостиных будут надо мной потешаться за то, что я ничего не значу для тебя.

— Это не так, дорогая Сара, — слабо запротестовал Джон Черчилль. — Ну как ты не поймешь, что мужчина по-разному любит жену и любовниц. Любовницы появляются и исчезают, а жена остается. Я могу увлечься хорошеньким личиком леди Эшби, но тебя я люблю несравненно больше; семья для мужчины — это святое, несмотря на его невольные увлечения.

Черчилль продолжал, чуть дыша, что-то лепетать про свое уважение к жене, сожалея про себя, что среди христиан не принято многоженство, как среди мусульман. Тогда он мог бы с чистой совестью предложить Мейбелл свою руку и сердце, и она не сочла в этом случае его предложение позорным для себя. Было бы прекрасно, если у него имелись отважная как львица жена и прелестная, словно редкая орхидея, подруга жизни, — такой союз полностью удовлетворил бы его сердце. Однако даже если бы существовал такой закон, который позволял христианину жениться несколько раз, его жена никогда не согласится делить его с другой женщиной. Все его попытки оправдаться только сильнее разъярили Сару Черчилль.

— Я не потерплю твоих измен, Джон, чем бы ты их не оправдывал! Ты нарушил наш уговор, по которому ты должен был хранить мне супружескую верность, — кричала гордая герцогиня. В гневе она металась по спальне, круша и разбивая все вокруг. Ее муж находился в слишком плачевном состоянии, чтобы леди Черчилль набросилась на него с кулаками, но китайская ваза оказалась разбитой, пострадали также скамейка и занавеси. Однако герцогиня Мальборо все не могла успокоиться и, наконец, выдвинула ультиматум:

— Ты должен выбрать, Джон, что тебе дороже — я или твои любовные увлечения, — угрожающе прошипела она. — Я вовсе не желаю, чтобы ты наградил меня сифилисом, подцепленным от одной из твоих красоток. Если ты сделаешь выбор не в мою пользу, то учти, — я разрушу твою карьеру с той же легкостью, с которой создала ее.

Тут герцог Мальборо заволновался не на шутку — он знал, что его жена зря слов на ветер не бросает. А он по-настоящему дорожил ею и был поистине заворожен немыслимым сочетанием ее женственно нежной оболочки и неукротимого железного духа.

— Любовь моя, я всегда любил только тебя, несмотря на слабость моей греховной плоти, — забормотал он. — Клянусь тебе, ты больше не услышишь, чтобы я бросил взгляд на другую женщину.

— Что же, на этот раз я поверю тебе, Джон, но помни — я прощаю тебя в последний раз, — жестко произнесла герцогиня, и громкий стук двери возвестил об ее уходе.

Джон Черчилль бессильно откинулся назад на подушки, — бурный разговор с женой окончательно обессилил его до предела. С грустью он подумал о том, что если он хочет сохранить жену, то с мечтами о Мейбелл Уинтворт ему придется проститься. Сара обязательно сделает то, что обещала — уйдет от него и жестоко отомстит, как это она умеет делать.

Герцогиня Мальборо тоже не в лучшем настроении отправилась отдыхать в свои апартаменты. Она не разлюбила своего неверного супруга, но разочаровалась в нем настолько, что он перестал занимать в ее сердце первое место. Отныне главной страстью ее жизни стала политика, и после воцарения королевы Анны ее подруга леди Сара Черчилль правила Англией в течение многих лет. Свое влияние на королеву она использовала не только в личных интересах, но и для поддержки партии вигов, идеология которой была ей близка. Муж Сары Джон Черчилль (сам он был умеренным тори) называл ее «прирожденным вигом». Сара разделяла позицию вигов по всем основным вопросам: престолонаследие (после смерти Анны Стюарт английский трон должен был занять правитель Ганновера протестант Георг), веротерпимость, продолжение войны до победы над католической Францией. Герцогине импонировало стремление вигов ослабить мощь Франции и таким образом обеспечить безопасность Англии и протестантской веры на века.

Сара всегда подчеркивала, что ею двигало не эгоистическое желание самоутвердиться, а забота о благе государства. Она упрекала тори, которых иначе как глупцами не называла, в предательстве интересов родной нации.

В комедии французского драматурга Эжена Скриба «Стакан воды» лидер оппозиции партии тори лорд Генри Болингброк с неприкрытым восхищением отзывался о своей политической противнице леди Черчилль: «Какая великолепная ненависть, она возбуждает во мне дух соревнования! Она целит высоко и метко! Она больше генерал, чем ее муж, герцог Мальборо, в ней больше ловкости, чем в нем ума, больше честолюбия, чем в нем жадности, и она больше королева, чем ее государыня… Она как ребенка ведет за руку ту, которая держит скипетр».

Реальный Болингброк, не обладающий французской галантностью, без обиняков называл ее «фурией» и «чумой», не желая прощать «неистовой герцогине» ее политической мощи, при которой всем остальным игрокам на парламентском поле отводилась роль статистов. Преданность герцогини Мальборо вигам, в конце концов, поссорила ее с королевой Анной, но при Ганноверах она снова восстановила свое безграничное влияние на внутренние политические дела страны. Благодаря своему незаурядному уму, железной воле и душевной твердости эта выдающаяся женщина могла не только сыграть видную роль в истории своей страны, когда представительницы слабого пола были лишены юридических прав, но также добиться, чтобы муж хранил ей супружескую верность. Последнее обстоятельство являлось для ее современников не менее удивительным, чем ее небывалый для дочери незнатного дворянина взлет к вершинам власти и почета.

Эпилог

После дуэли Альфреда Эшби и Джона Черчилля репутация графини Кэррингтон была восстановлена. Сплетники прикусили свои злые языки, опасаясь, что их постигнет участь поверженного герцога Мальборо; и для молодой жены министра финансов снова радушно распахнулись двери всех лучших домов Лондона. Королева Мария, поняв, что она поспешила осудить леди Эшби, вняв лживым наветам, вернула Мейбелл свое расположение. Невозможно верить в распутство женщины, муж которой так самоотверженно и горячо за нее заступается, особенно если этот муж — гордый и высокомерный граф Кэррингтон.

Мейбелл снова почувствовала себя счастливой